Фельдмаршал в бубенцах

— Мы славно в тот вечер покутили. Кухарка расстаралась, будто к свадьбе. Парни баяли, что с самого приезду молодого графа такая гульба стоит — только кружку подставляй. Графа я после ужина видал — прежде-то я с ним не знался. Ничего такой, осанка, выправка. Хромал только сильно. Да и лицом… как сказать. Вроде понятно, что граф, но наш-то синьор, что ль, пографистей был, весь эдакий значительный. Эх… Сколько лет прошло, а как синьора Витторе вспомню, так сердце и кольнет. Какой человек был… Не родятся сейчас такие.

Старик замолчал, а потом снова посмотрел Паолине в глаза:

— А Оттавио не один приехал ведь. Друга привез, полкового капеллана.

В тот вечер я перебрал порядком, пошел на конюшню коней купленных проведать — да там в соломе и сомлел. Через часок очухался — тут-то впервые монаха этого и увидел. Он у яслей кобылы комендантовой стоял, да так ласково ей шею оглаживал. Она, стерва, норовистая была, а тут, гляди ж, так монаху в ладонь носом и тычется! А он… ох, умора…

Таддео вдруг засмеялся надтреснутым скрипучим смехом, перешедшим в кашель:

— Он вдруг петь ей давай. И где такое слыхано, чтоб лошадям серенады выводить? А он лбом ей в шею уперся, обнял, будто невесту, и тихо эдак запел. Я сначала чуть в голос не загоготал, а потом затаился от греха, да как заслушался. Душевно ж пел, холера. Язык непонятный, но до того сердце сжалось — хоть плачь. Потом песню оборвал и снова кобылу гладит, шепчет ей что-то. Я-то в соломе уже упрел весь, мне б вылезти — а куда ж тут вылезешь. Нехорошо это, за господскими гостями подсматривать, да еще коль они в церковных чинах. Сижу жду, когда клирик прочь пойдет. Только он не просто так пришел коней песнями потешить. Смотрю — еще кто-то заходит. К фонарю подошел — оказалось, сам младший граф пожаловал. А монах от него как шарахнется! Словно от чумы. И говорит вполголоса: мол, чего за мной таскаешься? Завтра все случится, уйди с глаз, и так тошно, хоть в петлю. А граф усмехается: чего, мол, окрысился? Ты по совести — и я к тебе так же. Завтра деньгу получишь — и езжай себе. Только смотри, чтоб все натурально. А то сам понимаешь: мне есть как тебя за жабры взять.

Ну, я-то ничего не понял, да и хмель еще не весь вышел. Монах что-то пробубнил совсем не на монаший лад да вон стреканул. А за ним и граф ушел. Я выбрался — мокрый весь, как гусь, и назад, к однополчанам. С вечера-то и думать забыл. А утром проспался — все припомнил. И муторно как-то стало. Нехорошо, будто чего-то такое видел, чего не надо бы.

Аркебузир снова закашлялся и потянулся за водой. Отхлебнул из ковша, обливая на груди камизу.

— При графе Витторе духовника сроду не водилось, уж такой он был человек. Но наутро монах этот мессу отслужил в старой часовне. Вся челядь явилась до одного человека. Ну, и я… Все рты пораскрывали, слушают. Красиво баял… С чувством эдак, аж ком в горле! Девки прямо ревмя ревели. А я глаз с клирика не свожу. Все в толк взять не мог, привиделось мне вчера черт-те чего в конюшне с пьяных глаз или нет. А монах… чудной он был, ей-богу. Молодой, лицом эдакий… ну… как на картинах в господских домах, только кожей нездоровый. Благородной крови, как пить дать. Руки тонкие. А глаза… Господи тебя упаси, сестра, в этакие глаза глянуть! Большие, огненные, как у коня породистого. И боль в них… Вот словно нож в живот вогнали и рясой прикрыли. Ни туда ни сюда. Страшные глаза. Я такие на полях у умирающих видел. Господи помилуй меня, грешного.

Старик перекрестился, уронил руку на грудь и долго молчал. Паолина решила уже, что он закончил свой странный рассказ, но Таддео встрепенулся и заговорил торопливее, будто опасаясь потерять силы прежде времени:

— Я ж к чему. Мессу отслужил, все чин чином. А граф с братом на охоту собрались еще с вечера. Ну, охота — дело не монашье. Покуда егеря бегали, покуда лошадей вели — монах мирно себе на крыльце замка сидел. Уже все готово было, как вдруг синьор Витторе странно эдак улыбнулся да говорит: мол, я чегой-то в покоях забыл, сию минуту сбегаю. Ну, слуги, ясно, тут как тут. А он все улыбается окаянно да твердит: сам схожу. Все уж в седлах сидят, ждут. Он в замок. Пять минут прошло, десять. И тут старший егерь орет: глядите, дескать. Мы все головы задрали — смотрим, а граф Витторе на смотровой площадке башни стоит. Прямо на зубцах. И вверх глядит, будто зовет его кто. Граф Оттавио первый беду почуял, с коня спорхнул — да как в замок понесется! Только куда там бегать… Синьор руки раскинул, аки крылья… на месте повернулся… да спиной вперед с башни и сиганул. Словно в воду с обрыва. Как сейчас глаза закрою — так и вижу его. Вниз летит, только волосы да камзол по ветру полощутся. И прямиком на плиты… хрясь!..

Таддео хрипло задышал, шаря руками по груди. Паолина наклонилась к нему, но старик лишь вскинул дрожащую руку: