Феликс с железной дороги

Но в апреле 2012 года ночи были длиннее, чем ночная смена. В начале месяца солнце вставало примерно в половине седьмого, и Феликс с коллегами возвращали свое царство к жизни еще в темноте: поднимали шторки в кассах, которые открывались в 5.45, запускали кофеварки в буфетах, чтобы в воздухе пахло свежесмолотым кофе, протирали чистыми влажными тряпочками стены и подоконники, чтобы к началу рабочего дня все блестело. Поезда, стоящие у платформ, просыпались, начинали рокотать и гудеть двигателями. Многие составы тут же отправлялись к другим станциям, откуда им предстояло начать движение по маршруту, а другие ждали, пока их заполнят хаддерсфилдские пассажиры.

Феликс иногда дежурила в утренний час пик, хотя вечернего старалась избегать. Когда она сидела у велосипедной парковки и наблюдала восход солнца, вид у нее был спокойный и довольный. Она слушала, как Мартин объявляет поезда, смотрела, как ее коллеги ходят по станции, помогают пассажирам, показывают им дорогу, и все заняты делом.

Разумеется, и Феликс не бездельничала. У нее уже выработался распорядок дня с одним или двумя дежурствами в справочной. Все знали, что она прекрасно ладит с пассажирами и в нескольких напряженных ситуациях сумела разрядить обстановку. Всем нравилось с ней работать.

Одна беда – за первый год своей жизни так называемому дератизатору не удалось поймать ни одной мышки.

Глава 17. Дератизатор

Вообще-то она пыталась. Феликс хорошо научилась подкрадываться. Она умела припадать к земле и так ползти, знала, по крайней мере теоретически, что нужно замереть, а в самый последний момент прыгнуть. Вот только каждая ее учебная охота заканчивалась неудачей.

С кроликами Феликс просто превзошла себя, но они ужасно быстро улепетывали. Потом переключилась на голубей – они были не такие страшные, как вороны. Впрочем, поймать птицу оказалось не так-то просто, отчасти потому, что голуби оказались хитрыми и устраивали вылазки за едой, когда станционной кошки не было на посту. Иногда один из них облетал станцию, как разведчик-котолокатор, и шум его крыльев эхом отдавался от железной крыши. Если он видел кошку, то не останавливался, совершал изящный разворот в конце платформы и улетал наверх, на балки, предупреждая товарищей: «Придется подождать».

Но время от времени особо смелый или глупый голубь выходил вразвалочку на платформу и на виду у Феликс принимался стучать клювом, словно дятел, жадно склевывая крошки с такой скоростью, что даже его силуэт становился размытым.

Феликс сидела, притаившись, за велосипедными стойками: они скрывали ее не только от поездов и людей, но и от голубей. Она вся подбиралась, дрожа от напряжения, и начинала красться медленно-медленно – в ней говорила память хищных предков. Ее движения казались горделивыми, властными, словно каждым выверенным шагом она заявляла: «Смотрите, я охотница! Берегитесь все вокруг!»

Но хотя Феликс и уговаривала себя не торопиться, чем ближе она подбиралась к голубю, тем труднее было сдерживаться. А вдруг на этот раз получится? Ее захлестывало нетерпение и радость от самого процесса охоты, она теряла выдержку, вскакивала слишком рано и кидалась на птицу. Голубь неизменно улетал. Феликс было стыдно, что она в очередной раз упустила добычу. Чтобы скрыть смущение, она садилась и принималась умываться, словно только для этого и вышла. «Голубь? Какой еще голубь? Не понимаю, о чем вы», – означал сосредоточенный вид, с которым она вылизывала шерстку. У нее хорошо получалось изображать безразличие и небрежность.

Она даже пробовала подбираться к собакам: они ведь тоже животные и вторглись на ее территорию. Феликс применяла свои охотничьи приемы и постоянно терпела поражение. Ведь она смотрела только на собак, а если бы взглянула на людей, рядом с которыми те идут, то увидела бы, как они потрясены этим зрелищем: станционная кошка хищно крадется к их дорогому песику! Если собачка, которую Феликс наметила себе в жертву, была мелкая, хозяева иногда даже подхватывали ее на руки.

На самом деле собакам атаки Феликс ничем серьезным не грозили. Как ни старалась Феликс, как ни тренировалась с детства припечатывать к полу мягких игрушечных мышей, она так никого и не поймала. Если так пойдет и дальше, не стать ей хорошим дератизатором.

Сотрудники тоже замечали ее охотничьи неудачи.

– Совсем от тебя толку нет, – с напускной строгостью выговаривал ей Билли и сокрушенно качал головой. – Ну какой ты дератизатор? Нахлебница. Бездельница и тунеядка.

Впрочем, однажды ему пришлось взять свои слова обратно. Они с Анжелой Данн возвращались с платформы 1 и заметили, что Феликс возле велосипедных стоек очень странно себя ведет. Она завороженно рассматривала что-то на земле и как будто улыбалась.

– Что она там нашла? – спросила Анжела у Билли. Они остановились, потом осторожно приблизились к кошке.

Перед Феликс, словно перед алтарем на серебряном блюде, торжественно лежала мышь. Мышь была живая и на вид даже не помятая, но было ясно, что она совсем не рада оказаться в поле внимания Феликс.