Феликс убил Лару

Приняв душ, Фельдман в белоснежном халате на шелковой подкладке вернулся к рабочему столу и сделал три телефонных звонка. Один в Нью-Йорк, второй в Антверпен и третий в Тель-Авив. Можно было подумать, что хозяин занимается драгоценными камнями, но нет – Фельдман от случая к случаю практиковал торговлю пушниной. В трех странах у него имелись управляющие, ребята резвые, боевые и надежные. Один Исаак из Тель-Авива чего стоит. Восемь лет в армии, в спецназе, на вид увалень, с животиком, любящий много и вкусно поесть – но однажды Фельдман видел его в работе, причем дома, в России, на своем телике «Рубин 205». Демонстрировалась документалка о крошечной стране Израиль. Показывали кибуцы, как трудятся люди, и даже через черно-белый экран чувствовалось, что этой благословенной стране и людям даровано огромное счастье… Потом рассказали об армии, что все служат обязательно, даже женщины. И вот в этом эпизоде коротко показали кусочек армейской тренировки, где он узнал своего Исаака, который условно за шесть секунд уложил восьмерых противников. Надо заметить, ребята были совсем не новичками… Тогда даже Иван Иванов заорал от восторга, что хоть и отслужил в десантуре, но так «не смогет». Ванька встал с дивана и начал туда-сюда раскидывать руки-ноги.

«Маваша гири! – комментировал пьяный сосед – и люстра, хилая, произведенная еще в ГДР, пластиковая, отвалилась от потолка и разбилась вдребезги. – Хидари!..»

А Ванька все машет и машет конечностями. От осколков из ступней кровь хлещет – а он под анестезией старухи Нелюдимовой будто зомби!.. Здесь и Нюрка, Ванькина жена, не удержалась и тоже ногами-руками – взгляд безумный… Картинка в телике сменилась, а в крови уже бурлило, и Ванька пьяным голосом завопил:

«Моисеич, выходи на бой!»

И Нюрка вослед:

«Выходи на бой славный и православный! Жидовская ты фабула!»

Почему «фабула»?

Все кончилось как обычно. Фельдмана избили, но хоть телик не кокнули. Абрам ко всему прочему еще и тащил эту пару алкашей до дома, свалив их тела в тележку. В ней же и оставил их трезветь. И чтобы им не холодно было, присыпал сверху свежим навозом.

Фельдман набрал по мобильному водителя и велел через тридцать минут быть готовым.

– Диня, едем на микроавтобусе. Мне переодеться надо.

– Сделаем.

Абрам Моисеевич собрал что положено для похорон, помолился в специальной комнате, затем отправился по мраморной лестнице вниз…

Он проснулся в гостевой комнате усопшего раввина и вспомнил свой сон про лучший дом в Кшиштофе… Даже заулыбался. Подумал, что Всевышний явил ему картинку следующего бытия, уже вечного, с домами, прислугой и обеспеченностью. Уж кому-кому, а Всевышнему Фельдман верил.

Он уже почти закончил одеваться, посмотрелся в зеркало – и вдруг осознал, что не закрыто зеркало, что само по себе грех. Прыгнул было к кровати, сдернул покрывало – а в зеркале в пол-лица раввин Злотцкий отображается. И такой ужас на лице усопшего, что лучше бы такой картины Фельдман никогда не видал. Он быстро завесил зеркало и сидел минут пять на кровати, чтобы сердце перестало стучать в ребра.

Похороны прошли без сучка и задоринки, Фельдман прочитал что положено, рассказал от себя о прекрасном, жившем в душе покойного, дал всем сказать хорошие слова и речи, поведал о признании справедливости Всевышнего, побуждающего задуматься о собственной жизни. Фельдман напомнил слова из «Пиркей авот»⁵: «Вникай в три вещи, и ты никогда не придешь к греху: знай, откуда пришёл ты, и куда ты идёшь, и перед Кем должен будешь отдать полный отчёт о своей жизни»…

Настало время Кадиша и Фельдман, вновь вспомнив свой сон о хоромах в Кшиштофе, вдруг услышал как наяву голос Злотцкого: «Время изменчиво… – а потом: – Время линейно…»

⁴Кворум для совершения публичного богослужения.

⁵«Главы отцов» – сборник изречений и афоризмов религиозно-нравственного содержания.

6.

Отец Протасова был военным, без образования дослужившимся до потолка воинских возможностей: до прапорщика артиллерийский войск. Это был злой, разочаровавшийся в жизни человек. Можно было определить его просто: тупой!

Его почти ничего не интересовало в окружающем мире, хотя всю свою военную карьеру он перемещался по территории Советского Союза и мог бы быть любознательным хотя бы поверхностно. Но казалось, что ему все равно: Кавказ или Анадырь, пески или горы, холод или жара. Он по команде снимался с насиженного места и с некоей привычной обреченностью передислоцировался на новое, таская за собой еще более тупую, чем он, жену и сына Олега.