Феликс убил Лару

И Фельдман пошел. Он находился в приподнятом настроении оттого, что был среди первых посвященных в дело по спасению человечества, и счастлив, что подружился с Эли Вольпертом. Скажите пожалуйста – этот великий человек из здешних мест, да еще из деревни; этот финансовый великан, знаменитый сионист дал ему номер личного телефона!..

В клубе притормозил и Умей. Здесь было такое количество красивых женщин, что все его существо жаждало бурного общения с ними. Он обратился к Каминскому, попросив, чтобы тот выделил ему отдельный зал с шестом и позвал туда только блондинок. Умей залез в свой бархатный мешочек, вынул из него стеклянный бокс с пчелиной маткой и предложил Янеку:

– Хочешь? На память?.. Да, и пожрать там собери! Все тащи!

Пан Каминский, сам не ожидая от себя, поклонился киргизу словно королю и, забирая пчелиную матку, четко ответил:

– Будет сделано.

Чуть позже Янек хотел было расстроиться, обнаружив в себе готовность быть коленопреклоненным перед узкоглазым выскочкой, но тотчас преодолел высокомерие, понимая, что перед ним стоял человек, который в ближайшем будущем купит весь мир. А еще Янек немного удивился, заметив в руке удаляющегося Умея бархатный мешочек, в котором явно находилось что-то тяжелое. Но ему надо было спешить, чтобы раздать указания по ублажению самого высокого гостя…

Фельдман щелкнул пальцами – и перед ним тотчас предстал Мойша Маркс со своими официанточками.

– Пан Маркс, – попросил Фельдман. – Мне бы еще сливового коньяка!

– Понравился?

– Еще бы…

Абрам глотал самогон и за это слушал, как растут Мишины дети, какая заноза его жена Ривка, хорошо хоть работа прибыльная, хотя ужасно сапоги натирают и кепку Шагала Миша ненавидит… А еще он коротко вспомнил Ваньку и Нюрку, соседей своих. Что их нет на свете, а потому он посмотрел вниз на свои черные ботинки.

Фельдман откланялся и решил спуститься в стриптиз. Он столько сегодня сотворил грешного, что необходимо совершать омовение в тысячелитровой микве⁸. А если еще одним грехом больше, то сто хороших дел он совершит за него в ответ.

В стриптизе сладко пахло, с арабским душком распутства. Гостей кроме него не было, но девицы танцевали сразу на трех пилонах. Уже топлес, они грациозно взлетали на шестах под потолок, оформленный под звездное небо, а потом медленно соскальзывали головой вниз. Абрам хотел было изобразить завсегдатая, но его тело почти парализовало, а конечности, горячие словно раскаленный металл, подгибались от мощности впечатления. Его подхватили нежные руки юных стриптизерок и отвели в ложу, на мягкие диваны, к богато накрытому столу. Девочки усадили гостя, налили водки и положили в тарелку всякого. После чего, выпрямившись в полный рост, они вытянули губки в блестках и задышали глубоко, чтобы небольшие голые грудки задвигались, а потом оттянули резинки крошечных трусиков. Фельдман чуть было не умер. Его спас менеджер стриптиза, цыкнув на подчиненных, которые будто стрекозы, сверкая блестками на тонких ручках-крылышках, скрылись в полумраке. Менеджер принялся оправдываться, что всем им было строго-настрого запрещено сегодня клянчить чаевые – но что с них, блудливых, возьмешь…

– Мы вам на столик поставим табличку «Не беспокоить» – и радуйтесь без напряжения себе в удовольствие.

Фельдман кивнул, менеджер скрылся, и Абрам влил в себя три рюмки водки подряд, чтобы охладить члены, но они почему-то не остывали.

Он заставил себя съесть котлету, густо намазав ее икрой, выпил еще водки – и только после этого немного успокоился.

Он стал различать разные земные шумы вокруг и услышал знакомый мужской голос, который сегодня объявлял имена гостей.

На этот раз бархатным тембром ведущий сообщил, что благодарит Снежану, Ольгу и Сьюзен за столь изысканные выступления. Стриптизерки покинули пилоны и почти побежали к ложе Фридмана за чаевыми, но, увидев табличку «Не беспокоить», в мгновение ока ретировались, хорошо зная, что если нарушить правило, то, во-первых, будет больно, а во-вторых, их передадут вокзальным сутенерам навеки.

– Нинон, Хельга и великолепная Лолита! – объявил ведущий модно, будто нараспев. – Встречайте!

Фельдман зааплодировал, дожевывая кусок фаршированной щуки. Еврейское сознание покинуло его, и теперь он, простой обыватель, улыбался во весь рот, приняв облик немного нездорового эротомана.

Первой закрутилась вокруг шеста Нинон. Рыжая бестия вытворяла что-то невероятное. Крутилась вокруг пилона, удерживаясь только ногами, взмахивала руками будто раненая птица, взлетала к звездному небу – и оттуда срывалась прямо в ад.

И опять Фельдман аплодировал, отбивая ладони.

– Холодная Хельга! – возвестил ведущий. – Специально для охлаждения нашего дорогого гостя!