Фелисетт

На самом деле ее интересовал нет сам ответ, а реакция на вопрос, все же не забываем, как девочка умна не по годам, а характер только цветет. Август же был рад вопросу: ему всегда казалось, что именно эта тема задаст новый ритм их отношений.

– История, к сожалению, такая, что твоей маме… твоя мама… Она ушла не из‑за тех проблем, про которые я тебе говорил. Хотя отчасти и из‑за них, но то было лишь… я хочу сказать, это прозвучит странно, но материнство – это не ее.

Изначальный тест на честность приобрел самую глубочайшую привязку к ответу, запустив в Норе ранее игнорируемое под гнетом воспитания чувство собственной значимости. Такого Август не хотел, как и вряд ли захочет любой родитель.

– Что это значит «не ее»? Она же моя мама… Я что‑то делала не так? Я какая‑то…

– Нет‑нет‑нет, что ты, даже не думай о таком.

– Но почему же тогда она не хочет быть моей мамой?!

– Не все люди ответственны. Не все люди хорошие и заботливые. Далеко не все. Когда‑то я любил твою маму, и эта любовь дала тебе жизнь. И для меня с момента твоего рождения нет никого лучше и важнее тебя.

– Я все равно не понимаю.

– Я тоже. Да, я тоже. Видишь ли, у твоей мамы, как и у многих людей, есть проблемы с самоконтролем.

– Она много пила, я знаю. Алкоголизм – это плохо.

– Откуда ты знаешь про такое понятие, как…

– Алкоголизм? – Август кивнул в удивлении. – Я многое знаю, пап. Вы, взрослые, часто недооцениваете детей.

– Тут ты права.

– Она когда‑нибудь вернется?

– Я не знаю. Но было бы здорово. Порой такое бывает, что родитель не хочет быть со своим ребенком. А иногда хочет, но не может, сам себя ненавидя за это. К сожалению, с этим мало что можно сделать. Но самый лучший совет, который я могу дать, – не злись на нее. Злость или обида – все это принесет проблемы лишь тебе самой. Запомни главное – ты не виновата в этом, ясно? Порой бывает так, что никто не виноват, просто человек принимает решение – и все.

– Так было и с твоими родителями?

– Да, так было и с моими. Своего отца я никогда не знал. Он ушел, когда мне было мало лет. А моя мама… ну она тоже очень любила выпить. А еще винила всех в своих несчастьях, совершенно не видя хорошего в жизни. Она давно умерла. Она не любила меня. Так что я был сам по себе почти всю жизнь. По сути, я и не знаю, что такое мама, на своем опыте. Хочешь интересный факт? Меня назвали в честь месяца моего рождения, потому что не придумали имя, – хотя есть версия, что это вообще акушерка назвала, потому что, опять же, матери было плевать. Но знаешь, что? Я не злюсь… злился, но уже давно нет. Незачем держать это в себе, самое лучшее, что ты и я, мы все можем для себя сделать, – это отпустить прошлое и жить сейчас, здесь, делать все, чтобы завтра было лучше, чем сегодня, помогая другим и развивая себя, свой потенциал. А его никто и никогда не отнимет.

Ему хотелось рассказать, что отчасти это и есть причина его строгости и страха перед тем, каким она может стать человеком, потому что лишь с годами он понял, что в некотором смысле ее мама – это копия его мамы. Так уж бывает, что сын выбрал свою спутницу копией или почти копией собственной матери… Он ненавидел себя за это, пусть и любил маму Норы, – правда, любил, но в этом и проблема: любовь была односторонней. Но этой теме еще предстоит когда‑то быть озвученной, а сейчас с девочки и так хватит, с учетом того, что кое‑что не менее, а то и более важное пока не было произнесено.

– Сейчас важно вот что: пока мы не возвращаемся домой. Так случилось, что это опасно.

– Что за опасность? – Нора не сразу переключилась на крайне иную тему, но ей было приятно включиться в нечто общее, нежели личное.

– Биологическая. Ты знаешь, как много всяких вирусов и бактерий в мире. Ну и один очень опасный нашли в нашем доме. Стальной Хребет уничтожили.

– Как – уничтожили?..

– Полностью. Это сложно принять, но так надо было сделать. Все наши вещи, наши комнаты – их больше нет. Пока неизвестно, ушла ли болезнь в другие места через людей, но здесь точно безопасно.

– А мои друзья по школе, учителя, мой классный руководитель?

– Я думаю, они спаслись. – Август хотел сохранить в дочери хоть какую‑то надежду, так что, вопреки своим же обещаниям, уж лгал, оправдываясь общим благом. – Но того места больше нет. А мы теперь должны быть крайне осторожными.

– Я не понимаю, а почему нельзя было просто убить вирус?

– Я не знаю. Правда, не знаю. Видимо, обычное оружие не помогло. Мы можем спросить у Нила – он же доктор, авось знает, да?

– А если тут кто‑то заболеет, то и «Фелисетт» взорвут?

– Вряд ли. Мы тут одни, но скоро придут люди и помогут создать оружие. Дочь, я знаю, как это страшно звучит, но такова правда, как и правда, что я сделаю все, чтобы защитить тебя. Но мне нужна твоя помощь, а именно – четкое послушание и полная честность во всем. Вдруг ты что‑то увидишь или услышишь важное – я хочу знать, что ты сразу же мне скажешь. Мы должны прикрывать друг друга и заботиться, все делать сообща, ясно? Только сообща!