Фелисетт

Нил не хотел слышать этот вопрос, но все же пришлось. По большому счету, ему трудно пока еще было поставить себя на место отца, но разве Холд в чем‑то был не прав? Восстановить разбитое – это благородное желание. Пусть и выбор средства порой оставляет свои вопросы. Нил сдержанно кивнул несколько раз, чего Холду было достаточно. А ему, Нилу, хотелось по‑настоящему избежать всех ошибок отца, в успехе чего, к его же сожалению, он не был уверен до конца. Доказательства уж в некотором смысле были, но их он обсудит позже, с Лилит, строго наедине.

– Слушай, я хотел спросить – а у меня, возможно, тоже иммунитет? – как‑то резко решил перекинуть вектор разговора Нил.

– Да. Он у тебя есть. Ты много болел в детстве, должен помнить это. – Нил кивнул, нахмурив лоб. Холд смотрел ему прямо в глаза, плавно углубляясь в ранее неизвестную тему, говоря с трудом и преодолевая мощный блок. – Как‑то странно вышло, что он развился не сразу. Твоя мама была против, но я… я тогда только‑только познал настоящую семью, но не мог поверить, что позволено ослабить хватку. Я был еще тем параноиком. Скорее Тобином, нежели Холдом.

– Что ты сделал?

– Эксперимент. Я хотел обезопасить тебя, сын. Твой иммунитет стоило проверить. Я должен был убедиться, что если то зло вернется, то ты будешь в безопасности. – Холд с трудом выдохнул, тема была очень тяжелой и болезненной. – Думаю, ты уже понял, как твоя мама отреагировала. Отвечая на закономерный вопрос: она была против, а потом, когда узнала, что я не послушал ее волю, то… То было началом конца нашего брака.

– Ну ты даешь! – Нил был зол, но держался крепко, раскручивать это в некое очередное противостояние ему не хотелось, да и Холд выглядел сейчас чуть ли не побитой собакой. – Я только думал, что тебе меня уже нечем удивить, – и на, прямо в рожу.

– Я не горжусь этим. Но не могу не сказать, что, да – ты обладаешь крепкими антителами. Правда, как оказалось ни я, ни ты… хах, знаешь, за всю жизнь я привык не иметь страха перед заражением. Это давало мне ощутимое превосходство над остальными. А теперь мы в одной лодке.

– Почему мне кажется, что ты этому даже рад?

– Я рад тому, к чему мы пришли.

Вполне допускается мнение, что если бы момент их единения продолжился без появления новых фигур, то скорее рано, нежели поздно кто‑то из двоих одним словом или неудачно подобранным под суть вопроса тоном запустил бы реакцию к деконструкции примирения. Реакция была бы, скорее всего, неспешная, но заметная, а собственно причиной существования шанса разрушить, казалось бы, крепкую конструкцию служит пока еще малый опыт именно такого, непривычного обоим, отношения друг к другу. Да и легко повесить в целом заслуженный ярлык жестокости на то, чем когда‑то занимался Холд в адрес сына, а ныне сам Нил использовал жуткую ложь в адрес отца. Если же уточнить уточнение, то простое непонимание границ глубоко эмоциональных отношений между отцом и сыном пока толком не выставлено, а характеры у обоих реагируют на любое волнение в воздухе. Но как‑то так уж, опять же удачно, сложились обстоятельства, что не прошло и пяти минут, как к ним пришел Август, держа на руках Нору, чей любопытный взгляд притянул внимание каждого.

Мы вместе – это главное

Происходящее выбивается из привычных оттенков «Фелисетта» всеми возможными гранями опознания. Тут и лица впервые с момента прибытия выражают доброе чувство уважения, и голоса приобретают нежные ноты понимания, а действия всецело выдают отсутствие барьеров с незакрытыми конфликтами. Август подошел к Холду, пожал ему руку за выздоровление, а после сразу же представил Нору – уже не как свою дочь, а как его внучку, точнее правнучку, но тут уж всем будет проще сократить количество поколений. Удивленная Нора еще привыкала к тому, что Холд – это ее дед, а следовательно, Нил – какой‑то там родственник. Все пытались понять, кем он приходится, но решили просто посмеяться над этим. А простой глаз подметил бы и усталость героев, и легкую шероховатость между характерами. Только Холд чуть‑чуть отвлекся от невероятного волнения признания себя большим, чем работодатель, особенно в глазах дерзковатой Норы, как заметил между Нилом и Августом некое пространство, выбранное осознанно и не без причины. Хотя ему могло и показаться, решил тот отвадить наклевывающиеся мысли, желая всецело познать этот сладкий момент. Нора стояла на стуле, ранее занятом Нилом, и поглядывала то на отца, то на Холда, потом и на Нила, словно ища некие сравнения. Нил не мог не спросить у нее про швы и боли, но ее ответ был кратким и ясным, что ничего не болит.

– А где Максим? – спросил Нил, оглядевшись.

– Когда я проснулась, он спал крепче некуда, – ответила Нора немного сдержанно Нилу, сразу же решив показать деду свой шрам, на что тот ярко проявил интерес.

Но только Нил сделал пару шагов в сторону той самой угловой комнатки, как в дверях появилась Лилит. Она будто бы сияла, полная уверенности и максимальной осознанности. Взглянув на Холда, потом на Нору, Лилит улыбнулась им и, кратко махнув рукой, произнесла утвердительно: