Феллах

Небольшой караван, сопровождаемый вооруженным стражем Хилялем, тронулся в путь. Шли по главной улице. Под ногами долго вертелись деревенские мальчишки, которые, несмотря на увещевания своих родителей и слипавшиеся от сна глаза, никак не соглашались вернуться домой. Собаки неслись с надсадным лаем и не хотели сдаваться раньше мальчишек. Только за крайним домом деревни ребят кое-как удалось уговорить вернуться назад.

Путники молча ехали под темно-коричневым куполом ночного неба, усеянным разноцветными — желтыми, красными, синими и фиолетовыми — звездами, которые, как бы подбадривая, подмигивали им с высоты. По обе стороны от дороги перемежались участки, засеянные пшеницей и клевером, ячменем, горохом или бобами, которые не столько просматривались, сколько угадывались по особому запаху, будто настоянному на обильно выпавшей холодной, кристально-чистой росе. Хотя все молчали, но думали, наверное, об одном, потому что заговорили вдруг все сразу и опять о телеграмме. Они ведь так и не решили, что будут писать президенту. Одни предлагали сообщить только о незаконном аресте учителя и Абдель-Азима. Но кто знает, что с ними случилось на самом деле! Может, они и не в тюрьме вовсе? Просить у президента помощи в их розыске неудобно. По этому вопросу надо обращаться не к президенту, а в полицейский участок. А как на это посмотрит начальник участка? Вряд ли он им посочувствует и выразит готовность помочь. Скорее, наоборот. Ведь он тоже, наверное, друг-приятель Ризка. Вопрос о полиции не стали даже долго обсуждать, как неприемлемый.

Решили все-таки дать телеграмму президенту. О чем? Да обо всем, что накипело на душе. Прежде всего пожаловаться на этого подозрительного типа из Каира — распустил собрание и вообще командует в деревне как хочет. Даже Салема хотел арестовать — ведь это же произвол!

— Еще надо бы сообщить, что он пытался заставить шейха Талбу отдать ему в прислуги Тафиду… — вставил свое слово Салем.

— И обязательно упомянуть про Ризка, — предложил еще кто-то.

— Ну, на него не годится жаловаться. Он же секретарь нашего комитета Арабского социалистического союза и председатель кооператива. Лучше давайте пожалуемся на уполномоченного по делам реформы.

— Что вы? Ни в коем случае! — возразили другие. — На него уже жаловалась Инсаф самому министру, и ей сказали, что разберутся и дадут ответ. Надо обождать…

— А что, если нам пожаловаться министру внутренних дел? — предложил еще кто-то.

— Почему внутренних дел? Уж тогда лучше министру по делам аграрной реформы…

— А может, пожаловаться тому и другому?

— К чему попусту болтать? — возмутился Хиляль. — Уж если писать, так сразу всем министрам.

— Ну нет, чем писать всем министрам, лучше написать одну обстоятельную телеграмму президенту Насеру, — возразили ему несколько человек.

— Это, конечно, хорошо написать сразу обо всем — и о том, и о другом, и о третьем. Но не очень ли длинная телеграмма у нас получится? Где мы денег столько возьмем? — резонно заметил кто-то.

— По-моему, президенту достаточно написать только одну фразу: «С нами обращаются несправедливо».

— Нет, этого мало! Надо написать так: «Нас преследуют, притесняют, угнетают — помогите!» — предложил молодой парень.

— Ну разве так составляют телеграммы: преследуют, угнетают, помогите, спасите! А кто преследует, где? Эх, чему только вас учили на курсах? Достаточно просто написать: «Реакционеры наступают там-то». А президент сам догадается, что нужно сделать, — будьте уверены! Он быстро примет нужные меры.

— Все это так, но не кажется ли вам, что лучше было бы поехать кому-то из нас прямо в Каир, в центральный комитет АСС, и там на месте подробно изложить наши жалобы?

— Мы же решили, что подробности изложим в письме президенту Насеру. Ведь он и председатель Арабского социалистического союза.

— Правильно! Давайте лучше подумаем, как писать телеграмму! — подытожил спор Хиляль.

Сколько ни спорили, как ни старались феллахи изложить свои жалобы в нескольких словах, телеграмма все равно получилась длинной. Когда на почте они подали ее начальнику, тот, убрав лишние слова, сократил ее вдвое. Прежде чем выписать квитанцию, он попросил предъявить чей-нибудь документ, удостоверяющий личность отправителя телеграммы. Но документа, как назло, ни у кого не оказалось. Тогда выступил вперед Хиляль и, как официальное лицо, облеченное властью — о чем свидетельствовало висевшее за его спиной ружье, — удостоверил личности запоздалых посетителей, поручившись за них. Начальнику почты пришлось поверить. Он подсчитал количество слов в телеграмме и назвал сумму. Все принялись рыться в карманах. Выложили на стол имевшиеся деньги. Но их оказалось недостаточно.

— Чего мудрить? — закричал Салем. — Я предлагаю написать только три слова — «Реакционеры нас притесняют», а в конце поставить одну подпись от имени всех феллахов нашей деревни. На большую телеграмму у нас все равно денег не хватает…

— Конечно, петицию направлять телеграфом не надо, — поддержал его начальник почты, подсчитывая их наличные. — Ваших денег хватит на пятнадцать слов и еще на адрес.