Феминистки не носят розовое (и другие мифы)

Белые гетеросексуальные мужчины по-прежнему главенствуют на экранах телевизоров, но другие группы общества однозначно становятся все более заметными. Разумеется, быть чернокожей лесбиянкой не так просто. Как однажды съязвила в своем твиттере комедиантка Лолли Адефоп: «Ваш топ-5 работающих чернокожих лесбиянок?». Тем не менее не исключено, что комедийный голос чернокожей лесбиянки действительно стал «способом выйти на рынок». Во времена, когда Пайтоны получили первый заказ, было просто недопустимо, чтобы на национальном телевидении появилась чернокожая женщина, не говоря уже о женщинах нетрадиционной ориентации. Я люблю группу Монти Пайтона и, подобно большинству британских комиков, с легкостью процитирую множество их работ. Представьте, что случилось бы, исчезни такие скетчи, как «Мертвый попугай» или «Магазин сыра». Это было бы просто ужасно. А теперь представьте все скетч-зарисовки, которые мы не увидели, потому что нам не довелось услышать уникальные голоса черных лесбиянок. Ведь именно это и произошло. В квир-сообществе 1969 года совершенно точно были талантливые люди с отличным чувством юмора: женщины, своим представлением постоянно смешившие близких и друзей, мимы, сюрреалисты, сатирики. Многие из них справедливо предполагали, что никогда не смогут представить свою работу на публике или написать материал, который согласились бы пропустить на телевидение. Поэтому они устраивались на другую работу. Некоторые все же пытались продвинуть свои зарисовки, но им отказывали, и они сдавались. Кто-то пробовал себя в театре, но, как поясняет сотрудница Британской библиотеки Наташа Боннилейм, «в конце пятидесятых и в шестидесятые годы двадцатого века чернокожие женщины-драматурги в буквальном смысле были невидимками… их работы не публиковались и не ставились».

А теперь представьте все скетч-зарисовки, которые мы не увидели, потому что нам не довелось услышать уникальные голоса черных лесбиянок. Ведь именно это и произошло.

Половина этих женщин стары, и их собственное «министерство глупых походок», недоработанное и неотшлифованное, умрет вместе с ними. Вторая половина уже унесла Святой грааль с собой в могилу.

Мы не знаем и никогда не узнаем имени чернокожего лесбийского воплощения Джона Клиза[27], но в «Лето любви» она шла по улице Карнаби, пародируя голоса, разбрасываясь остроумными фразочками и делясь смелыми наблюдениями о Гарольде Вильсоне[28] и Вудстоке[29]. Ее друзья сгибались пополам от смеха. Давайте будем называть ее Клара. Возможно, она работа в офисе, набирая на машинке тексты для мужчин, которых мы помним, или на BBC и иногда предлагала панчлайн, который подхватывали и использовали без указания авторства. Может быть, она любила скетч «Всегда смотри на светлую сторону вещей» и знала все его реплики. Мы, правда, никогда не узнаем всех строчек ее песен, потому что она просто не могла ими поделиться. Это и сейчас непросто, но с должным количеством работы, смелости, авангардности и удачи возможно. Сегодня я поднимаю бокал за Клару, Сьюзен, Энни и Аруну и их утерянную Александрийскую библиотеку, полную скетчей и стендап-комедий об их политических взглядах, о культурном наследии, взглядах на расизм, сексизм и классовое неприятие, об отношении к нашей вращающейся планете. Давайте помолчим, скорбя об их чудесных комедиях, как скорбели бы, если бы назавтра мы навсегда утратили зарисовку Монти Пайтона «Спам». Давайте будем надеяться, что с сегодняшнего дня мы не упустим больше ни один скетч.

Отдушина

сущ., — человек или предмет, приносящий чувство счастья.

Несмотря на обвинения СМИ в том, что феминистки вечно злые и серьезные, 98 % из них находят в феминизме отдушину. У шоколада и котят подобный показатель ниже, потому что аллергии на феминизм не существует.

Ода импровизации (а еще Полер и Фей) Эми Тригг

АКТРИСА

Осенью две тысячи пятнадцатого года я сидела в машине с мамой и придумывала отговорки, чтобы не заходить в большое здание по правую руку от нас. Мы были в Центральном Лондоне, и мне надо было на первый урок импровизации. «Ай, что я делаю? Зачем я так с собой? Мам! Почему ты меня не слушаешь? Господи». Я ныла полчаса, пока мама мягко мне не напомнила, что мне уже давно не четыре года. Я пошла на урок, и все молекулы моего тела рассыпались и соединились заново.