Я была единственной девочкой в семье, и, поскольку братья и дядья были почти ровесниками, отношение ко всем было одинаковое. У нас был одинаковый доступ к школе, любви, игрушкам, и все было хорошо, но УЖГ изменило все, если не для меня, то для окружающих. Как только я увидела женщину, которая должна была сделать обрезание, я сразу поняла, что нет ничего хорошего ни в ней, ни в том, что должно было произойти. Я не знала, что именно мне предстояло, но была уверена, что все будет совсем не так, как с обрезанием у мужчин. Я видела, как все мальчики нашей семьи уезжали в больницу и возвращались вялые, но никогда в их состоянии не было видно обреченности или уныния. Мужчины, делавшие обрезание, тоже не были похожи на смерть или дементоров (ага, тех зловещих и страшных существ из «Гарри Поттера»).
Ситуация меняется
, и мы побеждаем.Работая в направлении борьбы против УЖГ, я выяснила, что те, кто его проводит, зачастую такие же жертвы, как и дети, которых они калечат. Говоря мне после операции, что я «теперь женщина», они подразумевали, что шок и ужас от УЖГ поставят меня на место. Я должна была молчать, так как это предполагало вселить в меня ужас. Если произошедшее — приветствие при вхождении в женственность, что тогда еще могло случиться, откажись я играть по правилам? Среди этих правил были следующие: девушек не должно быть ни видно, ни слышно, девушки не должны мечтать об успехе, и, конечно же, девушки никогда ничем не управляют. Все эти правила, как и само УЖГ, — полная чушь, но чего я не знала, так это того, что моя мама тоже во все это не верила. Когда мне сделали обрезание, она была молоденькой, и не в ее власти было спорить, но зато ей было под силу воспитать во мне способность не только полыхать от ненависти, но и
Помню так, словно это было вчера. Весенний мартовский день, я шла на плановый прием к доктору. Несколькими месяцами ранее у меня была косметологическая операция по частичному исправлению вреда, нанесенного УЖГ. Мои отношения с мамой после обрезания резко ухудшились. Я постоянно спрашивала, зачем, но наши разговоры ничем толком не заканчивались, в итоге мы стали почти как чужие. В тот день, когда мы шли к врачу, к нам подошел мужчина, какой-то дальний родственник. Он заговорил с мамой и, делая вид, что меня нет, сказал: «Если ты не научишь эту девочку правильно одеваться, она окажется среди этих западных шлюх и станет феминисткой». Мне было двенадцать, и я, кажется, впервые услышала это слово. Я тогда понятия не имела, кто такие феминистки, но что я знала и видела, так это маму, которая сказала, что я ее дочь и что я вырасту замечательной. Ее слова до сих пор звенят у меня в голове, ведь тогда, одетая как Мелани Браун из Spice Girls, я сразу осознала силу и мамы, и этой музыкальной группы.
Открою вам еще один секрет: борьба с патриархатом может быть забавной. Ты — феминистка, спасаешь мир и нереально крута.
Многие насмехаются над тем, что мое поколение открыло в себе феминизм благодаря Spice Girls, а радикальные феминистки вообще считают это даже оскорбительным. Но это чистая правда, и я хочу, чтобы вы знали: героев и образцы для подражания можно найти где угодно. Когда травматический опыт или патриархат отвешивают пощечину, нужно просто немного оживления. Для женщин и девушек мир может быть мрачным местом, и когда принимаешь участие в кампаниях, важно помнить про развлекательный элемент, иначе этот мрак тебя поглотит. По этой причине я и хотела написать эссе, чтобы раскрыть вам глаза на происходящее: мы выигрываем и развлекаемся в процессе.
Одна из причин, почему я люблю Spice Girls: они умудрились изменить мир, вообще не воспринимая себя всерьез. Они встречались с мировыми лидерами и критиковали их, уволили своего менеджера, вошли в мир музыки самостоятельно и одержали победу. Spice Girls стали революцией, и, когда сегодня стою перед премьер-министрами и президентами, я пропускаю их через себя наравне с мамой, бабушкой и всеми теми людьми, которые с каждым поколением прикладывали чуть больше усилий, чтобы сейчас я оказалась так высоко.