Фемистокл

Вот почему, увидев Стесилая на пороге своего дома, Аристид совершенно растерялся от неожиданности, ибо давно уже утратил всякую надежду на взаимность со стороны капризного красавчика. Стесилай не только не отвечал на страстные послания Аристида, но даже всячески избегал его в последние два года.

- Привет тебе, благородный Аристид! - промолвил Стесилай как ни в чем не бывало. - Я шел мимо твоего дома и решил заглянуть. Позволишь войти?

Аристид растерялся еще больше, ослепленный улыбкой и блеском бездонных синих глаз. Он посторонился и пригласил незваного, но столь желанного гостя в экус[37].

Стесилай держался с той легкой развязностью, какая присуща публичной девке, полагавшей, что ее красота откроет перед ней любые двери. Он мимоходом оглядывал комнаты, ни на чем не задерживая взгляд, лишь изредка роняя одну и ту же фразу: «А тут все по-прежнему!…»

В комнате для гостей Стесилай облюбовал для себя ложе-клинэ, которые обычно использовались во время пиршеств[38]. Развалившись на ложе и до неприличия обнажив свои женоподобные бедра, Стесилай стал жаловаться Аристиду на жару и мух, которые изводят его каждый день.

- Надоело мне в городе! Хочу хотя бы месяц пожить где-нибудь в загородном имении. У моего нынешнего покровителя неплохая усадьба за городом, но, к сожалению, от нее далеко до моря. А у тебя, Аристид, усадьба стоит почти на морском берегу. Вот я и подумал…

Намек был очевиден. К тому же Стесилай взирал на Аристида с тем вызывающим лукавством, с каким глядел на него в пору их задушевно-сладострастной дружбы. От этого взгляда у Аристида пересохло во рту, а мужское естество стало стремительно увеличиваться в размерах.

Во внешности Стесилая, особенно в его лице, было больше женственности, нежели мужественности. Огромные глаза с длинными изогнутыми ресницами, благодаря которым взгляд обладал чудесной, ни с чем не сравнимой поволокой. Длинные волосы до плеч светло-золотистого цвета. Шевелюра вилась пышными кудрями, в обрамлении которых лицо обретало еще большую привлекательность. У Стесилая был нежный, округлый подбородок, всегда чисто выбритый. Небольшой рот имел красивую форму, как и безупречно прямой нос. Пальцы рук небольшие и тонкие, как у девушки; столь же изящными были ступни ног. Кожа у Стесилая имела мягкий оливковый оттенок. Телосложения он был удивительно пропорционального, хотя никогда не посещал палестру[39] и не ходил на стадий[40], избегая палящего солнца и пронизывающего ветра. На вид Стесилаю было лет двадцать, хотя на самом деле ему было уже двадцать шесть.

Когда верная служанка шепотом сообщила Харикло, что в гости к ее супругу неожиданно пожаловал Стесилай, хозяйка невольно переменилась в лице. Как же она ненавидела этого женоподобного юнца!

Харикло воспитывалась в патриархальной семье, где мужеложство считалось столь же постыдным делом, как и кровосмешение. К тому же Харикло не могла забыть то время, когда развратный Стесилай безраздельно распоряжался у них в доме, доведя семью до полного безденежья. От нервного расстройства у Харикло тогда случился выкидыш. Она чуть не умерла. Аристид же не придал этому никакого значения, так он был увлечен Стесилаем. Он даже не позвал врача, это сделала старая служанка, преданная своей госпоже.

- Зачем этот негодяй пришел к нам? - резко спросила Харикло, отложив шитье.

Дне дочери, находившиеся тут же и игравшие и куклы, разом примолкли и посмотрели на мать: облик ее говорил, что она разгневана.

- Зачем еще может приходить Стесилай, - презрительно хмыкнула служанка. - Если диктериады торгуют передом, то этот торгует задом!

- Останься с детьми, Праксифея, - властно произнесла Харикло.

Служанка подавила сочувственный вздох, посмотрев вслед своей госпоже: та решительным шагом направилась в мегарон[41].

Харикло была готова не позволить Стесилаю опять завлечь Аристида в свои сети. Она собиралась сказать мужу, что они только недавно расплатились наконец с долгами, а ненасытный и бессовестный Стесилай вгонит их семью в новые долги. Харикло намеревалась воззвать к совестливости Аристида, к его благородству и любви к дочерям. Если мужу наплевать на жену, то пусть он подумает о детях!

Однако Харикло опоздала со своими нравоучениями и упреками. Из-за дверной занавески донеслись знакомые звуки, которые она уже имела возможность слышать несколько лет тому назад. Замерев у дверного полога, Харикло слышала тяжелое учащенное дыхание Аристида и похотливое постанывание Стесилая. Приученная стыдиться мужской наготы, Харикло не осмелилась войти в экус. Так она и стояла, кусая губы от обиды и бессильной злости.

Вдруг с улицы долетел зычный голос глашатая, призывающий на народное собрание. Этот призыв был хорошо знаком всем афинянам.