Феникс

Глянул на нового соседа, и в голову мысль закралась. Он сам сейчас выглядит наверняка ничем не лучше. Мужик молодой, закопченный как угорь. Лицо в пыли и копоти. Губы спеклись и потрескались. На лбу царапина кровит. В добродушной улыбке сверкают только белки глаз да зубы.

— Откуда им взяться? Хотя есть маленько, но и то минут на пятнадцать хорошего боя, а потом хоть в штыки иди.

— У меня так же. Кхе-кхе! Черт! В горле першит. Ничего, брат, выдержим. Вон уж продержались сколько, — то ли подбадривая Михаила, то ли успокаивая себя, цедит боец. — Меня, кстати, Славкой кличут.

— Василий, — представился Каретников именем все того же Апраксина. Привык уже. — Надо бы на нейтралку сползать, боеприпасами прибарахлиться, пока тихо.

— И то дело! Эй, братва! Мы за бруствер, за патронами. Кто с нами желает?

— Сползаем, а чего ж!

Пока на нейтральной полосе всем скопом ковырялись, выискивая на немецких трупах в первую очередь гранаты, в небе над ними повис «пригляд» — немецкий воздушный разведчик, «Рама». Недолго покружив, наверное, высмотрел, что хотел, и слинял. В окопы свои едва вернуться успели, как здрасте-пожалуйста, на горизонте, натужно гудя моторами, снова проклюнулись вражеские «юнкерсы».

— Воздух! — пронеслось по окопам.

А то они сами не видят! Позабивались кто куда смог, наученные горьким опытом. Пронеси, господи! И началось…

Назойливое, с подвыванием «ве-зу-у, ве-зу-у!» заполонило слух, отсекая все посторонние звуки. Каретников выглянул из укрытия, пеняя себе за идиотское любопытство. Не много. Всего четыре пернатые гадины выстроились в воздушную карусель и с пикирования принялись бомбить позиции. Притиснулся, вжался между стенками щели. Боязно, вдруг достанут? Не-ет, до поноса страшно! И главное, поделать ничего не может.

Вз-з-з! Б-бух! Б-бух!..

Надсадный рев моторов, грохот разрывов бомб слились в единый гул. Ни криков, ни людских стонов не услыхать. Все потонуло в дыму, в пыльных сумерках и шуме разрывов.

Каретников пришел в себя. Тихо как! Нет! Не тихо. Голова гудит от тишины.

В какой-то момент все закончилось. Всем своим естеством ощутил, как до окопов докатился приглушенный, словно идущий из недр земли, мощный гул моторов, который хоть и медленно, но все нарастал и неотвратимо приближался. Взобрался на бруствер. Из-за колеблющейся жирной дымки костров из металла словно выплывали вражеские машины. Томительное ожидание неизвестности кончилось. Предстоял бой.

В какой-то момент инстинкт самосохранения отступил у большинства людей в окопах. Жить хотят все. Но после бомбежки те, кто выжил, почувствовали в себе дикого зверя, загнанного в угол. Отбоялись. В груди захолонуло, заледенело все. Скорей бы уж… Теперь, кроме выживших, танки остановить некому. А танки тем временем, наполняя степь копотью, как голодные хищники, шли к сильно сузившейся позиции.

По дну траншеи, то пригибаясь в некоторых, осыпавшихся местах, то становясь в полный рост, раскачиваясь и опираясь о стены руками, продвигался Серпов. Скорее всего, майора контузило. Шел и подбадривал бойцов перед последним для всех боем:

— Не робей, ребята! Отобьем атаку! Всего-то по танку на троих приходится. — Зацепил пулеметчика. — Антипов, ты только пехоту вовремя отсекай.

— Так что, товарищ майор, патронов почитай-то и нет, — взъярился тот.

— Ничего! Кончатся, в рукопашную пойдем.

Рев моторов нарастал. Каретников, может быть, в спокойной обстановке последний раз посмотрел в небо. А вечер уже так близко! Эх! Но до ночи вряд ли доживут. Рядом пожаловались:

— Гранаты у немчуры одолжили, а они противопехотные. Как ими танки жечь?

— Отставить разговоры!

— Рёбя! — чуть ли не заголосил кто-то из-за угла хода сообщения. — Айда сюда! Сергачев у ротного в землянке ящик с нашенскими противотанковыми гранатами отковырял.

— Живем!

Та-та-та! Та-та-та!

Антипов первым из всех принял бой, отсекая пехоту. На другом фланге его поддержал другой пулеметчик…

Вражеская западня, расставленная для Юго-Западного фронта, не сработала. Попытки блокировать армии особым успехом не увенчались. Небольшой городок Барвенково так и не стал центром котла. Маршал Тимошенко, отведя войска, сумел построить прочную линию обороны, спрямив передовую, согласовал свои действия с командующим Южным фронтом. Еще несколько дней по одному и в составе малых подразделений из окружения выходили бойцы заградительных батальонов. Неподалеку от села Лозовеньки в расположение наших войск вышло два десятка красноармейцев, среди которых находился и Михаил Каретников. Общее же количество потерь в Харьковской операции достигло двадцати семи тысяч человек.

* * *