— Ничего не понимаю. Он что, говорил с тобой?
— Ну, в точном смысле слова — позволял себя читать. — Я видел, что скелле все еще меня не понимает, и поспешил объясниться: — У тебя было когда-нибудь, чтобы ты, читая книгу, забыла о ней самой, погрузившись в текст? — Я дождался озадаченного кивка и продолжил: — Если в книге были диалоги, то ты как будто слышала их. Так? — Очередной кивок. — Но, если ты вспомнишь, никаких голосов в твоей голове при этом не было. Лишь образы, порождаемые словами. Вспомни! Неважно, кто говорил — мужчина или женщина, речь воспринималась тобой одинаково. Это потому, что голоса как такового и не было: твой мозг сразу же порождал нужный образ — воображаемое отражение несуществующей реальности, — с паузами, расставляя слова, выдал я заумное определение. Ана, по-прежнему хмурясь, замедленно кивнула. — Примерно так же поступает и храм. Он демонстрирует символы, которые вызывают определенные образы. В результате в моей голове как будто звучит диалог, который на самом деле я читаю, а не слышу.
— Какая разница, как он говорит?! Что он хочет?!
Похоже, я все-таки немного преувеличивал выдержку скелле.
— Я же сказал. Он предлагает изменить восприятие реальности.
— А можно то же самое, но на понятном языке?
— Потерпи немного, я сейчас объясню на примере. Представь, что ты встретила инопланетянина.
— Чего тут представлять? Вот он, передо мной! И он меня начинает бесить!
— Нет. Мы с тобой — один вид. Происходим с одной планеты. У нас даже ребенок есть. А ты представь, что встретила настоящего чужого. Такого, у которого органы чувств — это то, через что мы воспринимаем окружающий нас мир, — совершенно другие. Свое представление об окружающем он строит не просто на восприятии других, чем мы, раздражителей, но и может интерпретировать их по-иному. Как нам общаться? Допустим, он с готовностью делится с нами своим языком. Но каждый образ — смысловой символ языка — не находит аналогов в нашем.
Я вскочил и прошелся по комнате, подошел к окну. Снаружи совершенно стемнело, двор поместья был ярко освещен дюжиной магических светильников. Удивительно, но людей почти не видно, лишь по центру двое характерного вида мужчин, вероятно, чистили или ремонтировали фонтан, да у ворот маялась бездельем пара охранников. Учитывая события прошедшего дня, это казалось верхом беспечности. Оставалось надеяться на то, что я как обычно чего-то не знаю.
— На Земле в свое время решили, что для подобного рода контакта можно использовать универсальный язык математики. Люди посчитали, что ее основа — система счисления, и законы оперирования числами будут едины для любых разумных.
— Логично. Что может быть проще и неизменней, чем число?
Я обернулся к моей скелле.
— Ну, во-первых, число — архисложный объект. Во-вторых, и это более важно, данные конкретные чужие думают иначе. Они считают, что наш разум базируется на сложноорганизованной материи нашего тела. — Я всмотрелся в Ану и пояснил: — Ну, что вместилищем наших мыслей является наш мозг и не только он. И вот это вот вместилище, по их мнению, слишком медленно меняется. Храм считает, что весь прогресс человечества связан с развитием коллективного разума, с вынесением интеллектуальной деятельности за пределы одной особи. В то время пока эта особь как была дикарем, так и осталась — в биологическом смысле.
Ана фыркнула:
— То есть они нас считают дураками?!
— Скажем так, они считают, что отдельная особь нашего вида осталась такой же примитивной, как и раньше — тысяч пятьдесят лет назад, как минимум. Коллективный разум, цивилизация, ушел далеко вперед, а его основа, отдельный человек, не изменилась. — Я в возбуждении вышагивал по комнате. — И ты знаешь, я готов с ним согласиться. Я яркий пример. Без земного человечества, без его материальной культуры я чувствую себя неполноценным. Внезапно выяснилось, что то, чему я всю жизнь учился, невозможно здесь использовать. Хуже того, большей частью я учился — и умею это лучше всего — пользоваться коллективным разумом моих соплеменников. Когда на Земле мне надо было что-то посчитать, я просто находил нужный справочник или программу — без них я бы даже не смог выполнять собственную работу. Достаточно сравнить самолет, который я построил здесь, с тем, что я делал на Земле. Да он выглядит как поделка деревенского энтузиаста! Все, чего в нем замечательного, та же магия, искусство скелле. Немудрено, что для меня так ценен тот планшет с Земли, — это кусочек ее культуры.
Я вернулся к Ане, присел сбоку. Она задумчиво произнесла:
— Хорошо. Допустим, храм предлагает тебе дать новое зрение или слух, или неважно что. Так?
Любопытна ее реакция. Все-таки это не совсем женщина. Скелле воспринимает возможность ощущать мир вокруг иначе нормально. Она и так видит и чувствует многое, что недоступно иным. Более того, даже ее сестры, другие скелле, воспринимают реальность каждая по-своему. Ее, похоже, совсем не пугает изменение способностей — ее беспокоит цель такой благотворительности и ее цена.