Феникс и зеркало

Дасти отошел и прищурился. «О, Чарли, по-моему они отлично пригодятся, — сказал он. — Ну, давай переправим их вниз».

Они так и сделали, и Чарли вернулся к работе над сэром Уолтером. Он стал осторожно вырезать на плаще барельефную надпись «Вирджинский табак».

Дасти взял топор и приблизительно наметил, где будет голова, туловище до пояса, вчерне набросал ноги и ступни. Затем он вставил железный болт в пятидюймовое отверстие, заготовленное для него, и отклонил брус назад, так чтобы выступающая часть болта уперлась в подставку. Когда голова и туловище будут закончены, он таким же образом поднимет нижнюю часть фигуры.

Покончив наконец с разметкой, он взял киянку и стамеску.

— Теперь я нанесу удар во имя свободы, — сказал он.

С радостной улыбкой он принялся стучать киянкой. Песенка, которую он напевал, называлась «Ора Ли».

Дон Дасти Бенедикт украдкой пробрался в мастерскую, но притаиться ему не удалось. До него донесся скрежет передвигаемого стула, и он понял, что его зять Уолтер там, наверху. Еще через секунду Уолтер и сам сообщил об этом Дону с акцентом, вероятно, куда сильней отдававшим Югом, чем в те времена, когда он еще мальчишкой перебрался на Север.

— Дон, мы наверху.

— Благодарю за информацию, — пробормотал Дон.

— Дон, мы наверху.

— Да, Уолтер. Ладно, сейчас приду.

Вместо приветствия Уолтер зафыркал на него: «С какой, к черту, стати ты вечно надеваешь эти дурацкие одежды, когда куда-то ездишь? Хотя это неважно. Мне просто хотелось бы самому иметь возможность вот так сняться и уехать, когда появится настроение. Где ты побывал на этот раз?»

— Сиракузы, — промямлил Дон.

— Сиракузы. Новый американский край отдыха. — Уолтер неприятно рассмеялся. — Дон, ты вправду рассчитываешь, что я тебе поверю? Сиракузы! Почему бы просто не сказать откровенно: «У меня женщина»? И все. Я бы и слова не вымолвил. — Он налил себе несколько глотков шотландского виски Дона.

«Да уж, пожалуй, не вымолвил бы», — подумал Дон. Вслух: «Как ты, Мэри?» Сестра ответила, что все прекрасно, вздохнула, почти сразу же подавила вздох, заметив кислую мину супруга.

Уолтер сказал: «Заходил Роджер Таунз. Для тебя еще одна продажа, а для меня — комиссионные. Я их заработал, уж поверь, долго заливал ему, что Музей Современного Искусства гоняется за твоими последними произведениями. Так что он попросил меня пустить в ход собственное влияние. Он снова придет, он ее возьмет. При таком ходе дел Современное Искусство и впрямь скоро станет за тобой гоняться».

Про себя Дон счел это маловероятным, хотя все возможно в этом мире, лишенном ценностей. Он вовсе не «современный художник, работающий в области свободных форм», уж, если на то пошло, он вообще не художник. Он ремесленник в мире, которому ремесленники без нужды.

— Но только… — еще одно из сонма качеств, позволявших переносить отсутствие Уолтера с такой легкостью: Уолтер любил тыкать пальцем, — но только, если ты закончишь эту проклятую штуку. Пора бы уже, верно? Я имею в виду, отдых дело хорошее, но счета…

Дон сказал: «Ну, мои дела в надежных руках, а именно в твоих».

Уолтер встал на дыбы: «Если ты это в насмешку!.. Слушай, я в любой момент могу найти себе другое занятие. В действительности я уже рассматриваю кое-что чертовски многообещающее. Фирма продает канадские акции. Зашел к ним вчера. „Мистер Свифт, вы именно тот человек, который нам нужен, — сказали мне. — С вашим богатым опытом и знанием человеческого характера…“

Уолтер вызывающе посмотрел в лицо шурину, словно предлагая как-то проявить полнейшее отсутствие веры в его слова, которое испытывал Дон; Уолтер отдавал себе в этом отчет. Дон уже перестал делать вид, будто реагирует на его вранье. Он просто оставлял его без внимания — он вообще просто терпел Уолтера — ради сестры. И возвращался сюда только из-за нее и детишек.

— Я хотел бы выпить, — сказал Дон, когда Уолт замолк.

Обед проходил, как проходили все обеды. Уолт говорил почти непрерывно, в основном об Уолте. Дон заметил, что его собственные мысли опять заняты Обществом Деревянных Индейцев. Дервентуотер, заканчивающий каждую речь словами: «Delendo est Demuth's!»[48] Гамперт и его вечное: «Всего лишь брусок динамита, Дон, всего один!» Рычание Де Джиованетти: «Дай нам уравнение, и мы сами все сделаем!»

Глупцы! Им пришлось бы разузнать имена всех людей, которым пришла в голову идея насчет отвратительных металлических индейцев, устроить резню на Канальной улице. Нелепость. Абсурд.

Нет, Элвелл оказался прав. Не зная, как именно осуществить дело презервации, он тем не менее трудился долгие годы, создавая средство для его выполнения. И только доведя работу до конца, он смог в полной мере оценить непримиримость ОДИ. И, оценив ее, обратился к Дону.

— Прими эстафету, — попросил он. — Пусть каждый твой вождь будет создан с такой любовью, что грядущие поколения просто не смогут их уничтожить.

И Дон попытался. Способности к работе всегда были в нем, они пытались пробиться на свет, а он совсем этого не понимал!

Постепенно становилось все труднее игнорировать звук голоса Уолтера.