Феникс сапиенс

— Послушай, муженек, — произнесла Кола исподлобья, чеканя слова, — ты меня уж два года, как полувдовой сделал, теперь хочешь сделать полной вдовой?! Вот такие с виду здоровущие шестидесятилетние амбалы и загибаются в массовом порядке от инфарктов! Ты же и не почувствуешь, как кондрашка хватит, а остальным вместо находки придется твою в лучшем случае полуживую тушу вниз сквозь кусты тащить. Ну нет уж!

— Так что же, Кола, мне теперь на постельный режим переходить? Инфаркт ведь, он и на ровном месте может случиться. Так и быть, возьму тридцать литров — вообще смехотворный вес, меньше уже будет оскорбительно.

— Дядя Крамб! — вскричала Алека. — Там же есть вода. По пути нет, а на верховых лугах полно ее!

— Ну ладно, давайте тогда хоть сам прогуляюсь с вами, пригожусь! А впрочем, что толку, боюсь, буду тормозить вас. Идите легко и быстро! А мое время скакать вышло.

Команда, выйдя рано утром, подошла к Бесовой скале к вечеру и с утра приступила к исследованию скалы. Трещины не было. Стали искать хоть намек на трещину, проверяя каждый пятачок. Наконец Трим разглядел тоненькую трещинку, она уходила наискось вниз в плотные жесткие кусты (горный вереск, по словам Каны) и как будто чуть-чуть расширялась. Пришлось вырубать кусты — трещина чуть расширялась, но зарывалась в грунт: почва, корни, гравий. Стим, Инзор и Трим поочередно откапывали трещину, получалась траншея вдоль скалы — за шестнадцать тысяч лет между скалой и склоном скопилось немало всякой всячины.

К вечеру третьего дня трещину откопали, но она оставалась забитой.

— Что-то мне страшно, — сказал Инзор перед сном, — мне кажется, что там ничего нет.

— Мне тоже страшно, — ответил Стим, — но меня отчасти успокаивает фундаментальность исполнения надписи. Это ведь не просто «здесь был Поль»: чтобы высечь три слова на такую глубину буквами такого размера, пришлось потратить не один день. Значит, было, ради чего! Конечно, посылку могли вытащить, но только очень-очень давно, когда щель не была засыпана.

Снаружи щель забилась весьма плотно — кроме гравия ее заполнили корни кустов. Раздробить и вытащить этот конгломерат стоило немалого труда. Потом пошло легче — Инзор запускал в щель кирку и выгребал ею порцию мягкого грунта. Вдруг при очередном гребке что-то звякнуло. Все поглядели друг на друга.

— Кажется, оно! Трим, давай, у тебя самые длинные руки.

— Зацепил! Пошла! Вот она, зараза!

Трим вытащил небольшой металлический ящик в удивительно хорошем состоянии — ни одной сквозной дыры.

— Грамотно! Нержавейка в консервирующей смазке — вон корка осталась.

Там внутри что-то перемещается, — сказал Трим, покачав ящик.

— Сэнк, есть! Металлический ящик с каким-то предметом внутри. У ящика есть крышка, открывать не пробовали.

— И не пробуйте! Бегом вниз. Ящик держите так, чтобы в нем ничего не бултыхалось. Несите осторожно в руках, лучше всего дайте нести Алеке и заберите у нее рюкзак. Ждем.

Крамб довольно быстро справился с крышкой ящика, чем-то попрыскав, смазав, подцепив. Внутри была обыкновенная стеклянная бутылка литра на полтора, а в ней сверток. Похоже, толстая тетрадь. Горлышко бутылки было запаяно, около донышка просматривался круговой сплавленный шов, пролитый сверху для надежности расплавленным стеклом. После серии восклицаний и минуты изумленного молчания Сэнк огласил свое решение:

— Ни в коем случае не открывать! Это должен делать реставратор и не какой-нибудь, а Канор Идлон. Передать надо из рук в руки. Крамб, ты кажется, хотел покидать нас через неделю?

— Да, если совсем не терпится, могу и раньше.

— Тут еще проблема с таможней. Как декларировать бутылку с тетрадью? А вдруг тормознут — предмет старины все-таки? Нужен дипломат, причем лично со своим дипломатическим портфелем в кабину. Наверное, можно найти в посольстве в Бужде кого-нибудь со статусом, желающего за наш счет сгонять на выходные домой в Александрию. Потом вернем артефакт Гандийской республике.

— Все-таки не очень красиво получается. Нельзя ли как-то официально это оформить?

— Если действовать официально, надо заранее сдать артефакт на экспертизу, я внимательно прочел их правила. Представляете, гандийский таможенный эксперт будет вскрывать бутылку, вынимать тетрадь и разворачивать ее! Да ее надо вскрывать в аргоне в полной стерильности, а раскрывать — вообще искусство высшей квалификации! В конце концов, это не их достояние, черт возьми! Эта тетрадь — достояние всего человечества! Там, скорее всего, ценнейшие свидетельства о самом драматичном моменте в истории человеческого рода! И это будет лапать гандийский таможенник своими неуклюжими пальцами! Ну нет!

Крамб улетел с сокровищем через четыре дня. Кола пустила самую настоящую слезу: «Ты будешь там торчать до зеленых чертиков, а я здесь буду сидеть, пока не освою их язык и не вытащу из стариков все, что они помнят. Опять хрен знает, когда увидимся».

Через неделю пришли снимки первых страниц тетради. Кола посмотрела и схватилась за голову:

— О, боже! Это житель Санкт-Петербурга!

Часть IV Дневник

Предисловие