Феникс сапиенс

— край земли, идущий новой огромной дугой и уходящий насколько хватает глаз на запад;

— огромное количество того, что они назвали «плоскими утесами» и просто каменными валами, смотрящими в сторону воды, не достигая ее шагов пятисот;

— еще больше каменных развалин, не только вдоль берега, но и в глубине суши, идущих широкой полосой вдоль края земли насколько хватает глаз; кое-где поверх развалин высились дюны; между развалинами и водой шел зеленый склон шириной 300–600 шагов;

— обломки круглых длинных камней, похожих на окаменевшие стволы, валяющиеся чуть пониже по обеим сторонам;

— круглый длинный розовый каменный столб, стоящий как ствол огромного дерева без сучков с чем-то странным, нахлобученным наверху.

Землевед присел на выступ стены и задумался. Встал, огляделся еще раз, хлопнул по плечу Приемыша:

— Ну что ж, здесь и обоснуемся. Здесь важное место, не знаю, как объяснить, но важное. А сейчас сходим — туда, к тому столбу. Времени еще хватит.

До столба было всего тысячи три шагов, но дорога оказалась неудобной — сплошные каменные завалы. Столб стоял на невысоком пригорке, и стоял не один. Рядом лежал лев с человеческой головой, высеченный из того же камня, в сторонке чуть снизу — ряд столбов поменьше и пониже.

— Ого, — только и произнес Землевед.

Колонна была ровной, круглой и гладкой, состояла из зернистого розового камня, который не встречался в их долине. Наверху колонны как будто распустился огромный каменный цветок.

— Надо обязательно показать это Камнебою, он будет локти кусать от зависти! — добавил Землевед. — Мне кажется, такое каменщикам не по зубам — столб цельный и очень хорошо обработан. Наверное, его курзы сделали, подражая каменщикам для веселья.

— Смотри, смотри, у этого тоже нос отшиблен! — крикнул Приемыш, показывая на льва с человеческой головой. — Точно как у той головы, что возле трегромад!

— А я думаю, та большая голова тоже сидит на льве, только того льва засыпало песком. У этой головы вот здесь сзади такое, — Землевед помахал пальцами от ушей к плечам, — и у той то же самое.

— Но кто им отбил носы? Зачем?

— Откуда я знаю, сын?! Я и так переполнен вопросами без ответов. Это у Камнебоя спросим, может быть, носы — самая хрупкая часть изваяний. А теперь пойдем — у нас уже в обрез времени, чтобы вернуться к обещанному сроку.

— Подожди, отец. Так кто где жил? Выходит, там, где была большая гроза, жили каменщики, у трегромад тоже каменщики, здесь — курзы, там у реки, где лицо на камне, — тоже курзы. Интересно, а они воевали между собой?

— Они не могли воевать. Курзы бы мгновенно разбили каменщиков, они были намного умней.

— Значит, они мирно жили бок о бок. А если и те, и другие — такие же люди, почему они так отличались?

— А я думаю, что они не жили бок о бок. Мне кажется, они жили в разное время.

— О, то-о-очно! А кто раньше?

— Если бы раньше жили курзы, то значит, они поглупели и превратились в каменщиков. А если каменщики, значит, они поумнели и стали курзами. Я думаю, что скорее каменщики поумнели. Если они тратили столько сил на возведение столбов и трегромад, если они высекали людей со звериными головами и вот таких зверей с человечьими головами, значит, у них был запас стремления и воображения. Люди со стремлением и воображением с годами умнеют, как Камнебой, а без того и другого глупеют, как наш вождь.

— А не могло быть так, что люди сначала поумнели и превратились из каменщиков в курзов, а потом потеряли стремление и воображение, поглупели и исчезли?

— Ох и вопросы ты задаешь, сын! Как дубиной по голове. Не знаю, что и ответить. Пойдем быстрей, не хочу опаздывать.

* * *

— А не пора ли им уже вернуться? — спросила Красотка.

— Я думаю, они вернутся не позже середины завтрашнего дня, — ответила Мамаша. — Землевед опаздывал только два раза: один раз — когда его ранили в ногу, другой — когда он ходил за Восточный хребет и нашел там эту страшную штуку с костями. Ой, чего это Ушка встрепенулась и вскочила?!..

Ушка, подобно тем недавним «духам реки», незаметно появилась на высоком берегу вскоре после ухода Землеведа с Приемышем. Она просто сидела и смотрела на людей. Запевала взяла сырую рыбку, немного подошла к зверю — все, как тогда. Вскоре Ушка сидела у костра в обнимку с Запевалой и виляла хвостом, а Веселька с Прыгулькой стояли чуть поодаль, вытаращив глаза и открыв рот. И только спустя некоторое время осторожно, шаг за шагом приблизились и дотронулись пальцами. Вскоре началась бурная любовь навеки с валянием в пыли.

— Ушка, Ушка! — кричали девочки, подарив имя новому члену племени.

Ушка действительно вскочила и осторожными крадущимися шагами с вытянутым хвостом пошла вверх наискосок, ощетинилась, зарычала, потом резко отрывисто закричала. Чуть в стороне на краю крутого склона появились Землевед с Приемышем.

— Что у вас за чудище такое?! — спросил Землевед.

— Это Ушка, она хорошая, идите, не бойтесь!

Вперед пошел Приемыш. Он уже кое-что знал об этих зверях: чуть подошел, опустился на четвереньки, ласковым голосом подозвал Ушку, дал себя обнюхать, потрепал по щеке. Охрана смилостивилась.