Феникс (СИ)

   Не часто я его хвалил... ох, дурак такой, не часто!.. Я был успешным художником - персональные выставки, богемные тусовки, похвалы ценителей искусства, интерес со стороны СМИ. А у него тупая работа. Жалкие попытки сочинять стихи...

   Может быть, моя похвала в трудную минуту жизни удержала бы его от рокового шага.

   Андрей работал в государственном банке инкассатором. Однажды его так допекли обстоятельства, что он решил застрелиться прямо в машине. У него отобрали оружие, надавали по шеям. Но он все-таки успел выстрелить. Пуля пробила мешок с деньгами.

   Был поздний час, все клерки разошлись по домам. Андрей сходил в ближайший гастроном, купил бутылку коньяка. Заперся в туалете банка, сделал петлю из пояса от пальто. Пил коньяк с удавкой на шее и никак не мог решиться. Выпив всю бутылку, он отключился. И все решилось само собой.

   На горле его была ужасная рана от пряжки ремня. Кое-как её закрыли воротничком рубашки и узлом галстука.

   Мать плакала, не переставая, много дней, чуть не ослепла. Несчастная наша мама... Так до конца жизни она не могла простить жену Андрея. Это из-за нее он покончил с собой в 28 лет, говорила она, бедный, бедный мой дурачок...

   Чтобы спрятаться от моего взгляда виртуальный мой брат надевает на глаза черные зеркальные очки. Я тоже отворачиваюсь. Солнце, отраженное в море, слепит мне глаза. Прищурившись, я смотрю, как очередная волна зарождается под водной поверхностью, быстро бежит к берегу, делаясь все более высокой, и вот она уже взлетает гребнем, который переламывается и обрушивается на берег, гонит перед собой пену, шуршит галькой, лениво откатываясь назад. Чайки о чем-то кричат, летая над водой, ходят по берегу, роясь в бурых сплетениях водорослей, выброшенных на берег вчерашнем штормом. (Вчера я, увидев военные приготовления, немного переволновался, вот оно и заштормило.) На горизонте, подернутом дымкой, белым облачком едва виднеется клипер с туго надутыми парусами. Откуда он взялся, куда идет - я не ведаю. Наверное, подсознание его родило.

   Вообще-то, в моем мире жить нестрашно. Здесь много покоя и даже лени. Ленивая созерцательность мне помогает думать. И работать. Буквально - творить. Я давно уже не пишу картин, разве что иногда делаю какие-нибудь графические наброски. Мне смешны сейчас мои потуги над жалкими двумерками. Теперь я творю целые миры, причем не застывшие, а в динамике. Я люблю свою вселенную и не очень часто хожу к кому-нибудь в гости. Такие посещения меня выбивают из привычной колеи.

   Когда я бываю у брата, у него вечно везде бегают какие-то дети, плачут, дерутся, гвалт устраивают. И почти всегда звучит тяжелый рок, еще первого призыва: "Степные волки" и прочая гадость. На этой музыке вырос мой брат, сформировался и окаменел его вкус. Я этой музыки не понимаю. Он не понимает моей. Однако обоим нравится Лунная соната Бетховена. Хоть в чем-то сходимся.

   Об общественном киберпространстве и говорить не приходится. Мир Странников мне совершенно чужд. Нет, там по небу не ездят мотоциклисты, не бегают разные типы с огнестрельным и холодным оружием, но механическая суетня каких-то блестящих лент мне абсолютно непонятна и чужда, шокирует она меня и пугает. Андрей тоже говорит, что почти не посещает общественный виртуальный мир Странников. Только ради какой-нибудь информации я ползком пробираюсь в их глобальную сеть. Завел там знакомство с одной особой по имени Астра, которая мне помогает разобраться в информационных потоках, и тем я доволен.

   3

   - Ну, рассказывай, - говорю я, - где был, что делал?

   - Сопровождал группу переселенцев на Терпсихору. Эта планета была открыта земляками еще с десяток лет назад. Весьма перспективный мир. Чуть ли не рай. Расселяемся понемножку. Кстати, среди переселенцев есть потомки из нашего колена. Джордж и Анна Колосовы с сыном Андреем. Этот мой тезка - интересный малый, небесталанный: рисует, сочиняет музыку. Да не простую, а духовную, медитативную. Странно это... Уж кого-кого, а музыкантов в нашем роду, кажется, не было.

   - Ничего странного в этом нет, - говорю я. - Да будет тебе известно, что наш с тобой далекий прадед, Михаил, сын казачьего атамана Макара Колосова, служил священником. Так вот он сочинял церковные гимны. В основном это были псалмы: сам писал текст и мелодию к ним. Да такую странно-притягательную, что к нему приходили люди из чужих приходов, чтобы послушать чудные песнопения. Обиженные попы настучали на него в Епархию. Михаила разжаловали в дьячки и сослали в глухую деревню. И только перед революцией восстановили в сане священника... Его, возможно, и не разжаловали бы, но когда прибывший к нему легат Синода стал читать мораль, то пращур наш молча взял его за шиворот и пинком под зад спустил со ступенек крыльца.