Феникс (СИ)

   Я доволен, но не намерен успокаиваться на достигнутом. Позавчера доктор Лебедев проводил беседу с личным составом о профилактике заболеваний в условиях тропических джунглей. Вчера я вел разговор с младшими командирами на эту тему и завтра намерен говорить о том же, и послезавтра... Я буду дотошен и пунктуален до тошноты, но постараюсь, чтобы ни один человек не свалился от болезни. Нужно каждый день, особенно в таких условиях, напоминать человеку, что он человек - иначе он оскотинится.

   Вскоре, оттесняя запах грязного белья и химикалий, воздух на территории лагеря наполняется куда более приятными ароматами полевой кухни. Люди оживляются. Брякают котелки, стучат, скребут ложки по стенкам и дну котелков. Все с аппетитом уплетают гречневую кашу с тушенкой. Только из-за одной такой еды уже стоило идти в поход. Солдат и ученых надо кормить хорошо. Ну и начальство тоже. Из народа у нас только Владлен, но и он никаких притеснений не испытывает. Ребята вообще относятся к нему с опаской. Во-первых, потому что он является "скрытой женщиной", как сказал бы наш прокурор, а во-вторых, все знают мое к нему расположение, а теперь еще и покровительство.

   Зоолог Фокин и Иван Карлович, посовещавшись о чем-то, подсаживаются ко мне с котелками. Эти двое - личности весьма контрастные. Дмитрий Леопольдович Фокин молод, подтянут, мускулист. Движется как боксер среднего веса или, скорее, мастер восточных единоборств. Лысоват спереди. Глаза карие, умные, но холодноватые. Когда он смотрит на вас, то кажется, будто он изучает редкое животное.

   Иван Карлович Бельтюков, напротив - разменял уже шестой десяток, тяжеловат, волосы у него пегие из-за седины; глаза выцветшие, невыразительные. Угреватый, бугристый нос и пышные усы, переходящие в бороду, выдает в нем человека консервативных взглядов, часто презрительно-высокомерного, но с могучим интеллектом, гордого и деятельного. Борода и очки в какой-то старомодной оправе делают Ивана Карловича похожим на "настоящего", классического ученого, даже с некоторой утрированностью.

   Какое-то время мы молча трапезничаем, лишь изредка переглядываемся. Впрочем, молчание наше весьма относительное. Иван Карлович ест с шумом, причмокиванием и даже с каким-то младенческим гуканьем. Наконец, насытившись, он бросает ложку в пустой котелок. Откидывается на подстилке из нарубленных веток папоротника, вытирает бороду рукой, а ладонь - о волосатые свои ноги; после чего требует чаю, словно находится не в походе, на привале, где все равны, а сидит за столиком в "Национале".

   Владлен скромно объявляет, что пойдет похлопочет насчет чая, и удаляется.

   Раскованные манеры коллеги смущают Фокина. Тонкие его губы нервно подергиваются в извинительной полуулыбке. Не поднимая взгляда от котелка, Дмитрий с преувеличенной старательностью выскребает со дна остатки каши с ароматными волокнами тушенки. Высоко закаченные рукава его военной рубашки открывают взору эстетично вылепленные бицепсы. Аккуратные руки, но ничем не выдающиеся. Однако видел я как он этой ладонью с одного удара, словно тростинку, перерубил дерево толщиной в несколько дюймов. В молодости я как-то попробовал ударить пару раз по деревяшке. В результате ладонь моя посинела и распухла так, что я зарекся использовать свою руку в качестве топора. Но стал уважать людей, которые способны на такую замену. Хотя, в принципе, я против грубой силы. Однако, если она эстетична, а главное, моральна, исповедует философию добра, то такую силу я приветствую.

   - Господин Колосов, - в типично штатской манере обращается ко мне Иван Карлович, едва деятельная фигура Владлена растворяется в лагерной толчее. - Мы тут с коллегами сравнили кой-какие данные и пришли к сенсационному выводу, как любят выражаться газетчики...

   Из уважения к ученому я делаю заинтересованное лицо и перестаю есть. Но энтомолог вдруг замолкает и начинает шарить вокруг себя руками в поисках не принесенного официантом чая. Сомнения ли грызут его или боязнь потерять репутацию серьезного ученого, но дальше вступления у него дело не идет. Тогда Дмитрий Фокин, с раскованной прямотой молодости, приходит ему на выручку.

   - Дело тут вот в чем... - говорит зоолог, доверительно ко мне придвигаясь. - Нам кажется... нет, мы просто убеждены, что... Понимаете, Георгий Николаевич, все полагают, будто нас привезли на одну из планет системы Беты Водолея, так?

   - Согласно купленным билетам, это так, - подтверждаю я, однако на всякий случай изображаю на лице скептическую усмешку человека, знающего больше, чем говорящего об этом вслух.

   - Вот и вы тоже сомневаетесь, - воодушевляется зоолог Фокин, - и правильно делаете. Кое-кто поспешил окрестить эту планету Новой Землей, а это не совсем верно. Даже совсем неверно. Это - Старая Земля!

   - В каком смысле - "старая"? - говорю я, отстраняя от себя котелок. Есть мне уже не хочется.