Фенёк

Он удивлял сам себя, ни на одну свою любовницу он не тратил такие суммы, не баснословные для него, всегда в пределах разумного, но границы разумного растекались, они просто стирались, когда Сергей прижимал к себе Ксюшу и вдыхал аромат её парфюма и ромашки.

— О, это да, — Ксюша довольно улыбнулась.

Она с радостью принимала подарки. Никогда не просила, но и не отказывалась, не торговалась, но всегда уточняла, не слишком ли это дорого, и если Сергей задумывался — она тут же меняла свой выбор на более приемлемый, говоря, что очень рада и этому. И действительно — была рада. Она в буквальном смысле топталась в нетерпении, пока мастер устанавливал духовой шкаф, а потом завалила всю контору пирогами собственного приготовления, а Сергей стал замечать, что набирает лишний вес.

В случае этого подарка Сергей не задумался ни на минуту. Как только продавец-консультант накинула на плечи Фенека эту шубу — Сергей сразу протянул карточку на кассу под абсолютно ошарашенный взгляд Ксюши, которая, казалось, потеряла дар речи, а потом завизжала и повисла на шее у мужчины, чем рассмешила его, но он только прижал к себе девушку и довольно приподнял, где-то на краю сознания удивляясь тому, что позволяет Ксюше так себя вести. Более того — позволяет себе подобное поведение.

Они гуляли, заходили в магазины или кафе, и даже попали в знаменитый Бункер-42, музей времён холодной войны. Необычный.

Впрочем, как и всё, что происходило с Сергеем.

Решив, что поужинать лучше в своём городе, они остановились в пригородном ресторанчике и прекрасно провели время, Ксюша поминутно целовала Сергея, шепча глупости на ухо, а он только и мог, что безвольно улыбаться ей в ответ.

Он влюблялся в девушку, в россыпь полупрозрачных веснушек и запах ромашки, он влюблялся в её искренность, в её ласки. Порой походя, между делом, на работе, когда она касалась его руки кончиками пальцев, чтобы никто не увидел, при случайной встрече в коридоре, и словно огромная ноша падала с его плеч, Сергею становилось легче дышать в эти мгновения. Порой страстно, даже безумно, когда она открывала ему дверь, откладывая подаренные цветы в сторону, тут же, на пороге, целуя его страстно, безудержно, кусая иногда так, что оставались следы. Порой игриво распахивая шёлковый халат, Сергей вывел из обихода Ксюши глупые пижамы, во всяком случае, в его присутствии, показывая новый комплект белья, умопомрачительный, не просто демонстрирующий достоинства, а выставляющий на показ. Всегда эти комплекты были на грани добра и зла, из тонкого кружева или не менее тонкой кожи, с прорезями в самых пикантных местах, лишённые даже намёка на целомудрие. В остальное время Ксюша носила тонкий трикотаж, объяснив это коротким: «Не люблю гипюр в заднице».

Он влюблялся в её смех, в её редкие слёзы, в то, как она готовит и как она поёт. В то, что с ней он начал петь сам. И то, как Ксюша принимала его самого. Целиком и полностью. С его раздражительностью, иногда с усталостью, с нехваткой времени, с нервами и порой криками, с его любовью, такой ненужной, такой некстати…

Ночью он смотрел на Ксюшу в шубе, под которой была лишь пара вызывающих чулок.

— Я тебе нравлюсь? — прокрутилась Ксюша вокруг своей оси.

— Невероятно, — он не выдержал, встал, снял с женских плеч мех и опустился на колени, чтобы поцелуями пройтись от груди по животу и ниже, уткнуться в гладкую поверхность — с той первой ночи Ксюша больше не позволяла себе такого «прокола», как волосы на лобке и половых губах, — и провести языком у входа, дразня, потом кружа у клитора, иногда всасывая сам бугорок, а потом проводя расслабленным языком. Ему не нужно было, чтобы Ксюша кончила, он хотел завести её и заводил, кружа вокруг да около… лаская и то место, куда его так и не допустили, но, судя по реакции — это было делом времени и техники. И тем и другим Сергей располагал. Он дождался того, что Ксюша не выдержала сама, запричитала, даже ругнулась, толкая Сергея на диван, тут же забираясь сверху, крепко обхватив бёдрами, помогая себе рукой, чтобы ввести член. Вздохнув в самом конце, опускаясь за поцелуем и получая его.

Он не выдержал. Всего этого в последние месяцы было слишком много, слишком часто и слишком остро. Он сказал:

— Я люблю тебя, Фенёк… люблю.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала Ксюша, и казалось, заплакала, а потом улыбнулась.

Их долго несло на волнах то подступающего оргазма, то отступающего… пока они не кончили одновременно. И Сергей буквально впитал в себя стоны Ксюши. Если бы он мог — он бы их съел. Как и её саму. Настолько это было невыносимо, так, что сдавливало грудь, как при первом сексе. Он сдерживался, скрывая сбой дыхания в оргазме.

— Где ты будешь на Новый год? — вдруг спросила Ксюша.

— Дома, конечно.

— С женой? — обида, явная.

— С женой и детьми, — твёрдо.

— А ко мне не придёшь?

— Нет, что я скажу Юляшке? И жене? Нет, не приду.

— А потом?

— На каникулах… ну, на каникулах выберу пару дней, не больше. Эй, ты плачешь?

Она плакала, почти беззвучно.

— Фенечек, не плачь, ты ведь знаешь, что так будет всегда.

— Всегда?