А спел я песни группы «Любэ», голос Сергеева просто изумительно был похож на голос их солиста, только заметно моложе, хотя вытягивать все нужные звучания я мог уже и сейчас. Спел «Ты неси меня, река», «Берёзы», «Главное, что ты есть у меня», «За тебя», «Комбат», «Улочки московские», «Не губите, мужики», «Давай наяривай», «А ну-ка, девушки» и «Самоволочку». Некоторые песни были переделаны. Парни слушали внимательно, впрочем, как и корреспондент, который ещё и в блокноте своём строчил.
Сергеев не пел, разве что командным рыком: ему медведь на ухо наступил, поэтому связки не разработаны. Я больше десяти песен за раз петь не мог, хрипеть начинал. Но постепенно разрабатываю и, думаю, через месяц смогу поднять до одиннадцати. Кстати, что удивительно, у Сергеева не только голос, как у солиста Любэ, но и внешность, очень похож. Был, теперь это всё моё.
До заката оставалось около часа. Я отложил аккордеон (пальцы устали, да и связки перетрудить не хочу) и велел переложить раненого в кузов машины: скоро выезжаем. Ко мне подсел корреспондент и попросил описать боевой путь моего сборного отряда. Бойцы ему уже похвастались, как мы немцев били, трофеи показали. Мне не жалко, рассказал, причём довольно подробно, даже боевой журнал дал почитать, корреспондент с него переписал информацию к себе в блокнот.
А в конце он уточнил по майору, комполка, чьи данные были в боевом журнале: мол, почему я считаю, что тот был неправ, ведь колонну немцев серьёзно побили, в боевом журнале были записи об этом, с перечислением уничтоженной техники.
Я и пояснил ему свои планы:
– Да понимаете, я немцев уводил к Пинску, они были на сто процентов уверены, что мой танковый отряд ушёл. А я планировал в ночь рвануть обратно к Кобрину, там аэродром, и встать в засаду, замаскировав технику в лесу. Немцы передвигаются быстро, и на нашем аэродроме вскоре разместилась бы авиачасть люфтваффе. В моих планах было уничтожить аэродром с самолётами и личным составом, раскатать его танками, но благодаря этому… майору план сорвался. Теперь мы битые окруженцы, выбираемся к своим. Думаю, к утру у наших будем, если что не случится.
Вот так мы с корреспондентом до самой темноты и общались. Он спрашивал о причинах наших поражений, я без прикрас объяснял, а на то, что он всё в блокнот пишет, не обращал внимания. Кстати, он нас пятерых сфотографировал при свете вечернего солнца у борта полуторки; говорит, снимок хороший должен получиться. Взял адреса родных, у кого были, обещал отправить.
А потом мы собрались, я, как обычно, устроился за рулём, и покатили прочь. Политрук ехал со мной в кабине, а бойцы – в кузове. Ехал я нагло, включив фары, а на вопрос, не заинтересуются ли нами немцы, ответил, что они наверняка принимают нас за своих. Иногда ехал и с выключенными фарами. Когда видел костры стоявших на ночёвке частей, объезжал их. На каждой возвышенности выходил и изучал в бинокль горизонт.
Карта закончилась, дальше по ней ехать не получится. Так я и катил наугад, пока нас не остановили. Хорошо, не немцы: на свет фар вышел боец, красноармеец. От него мы узнали, что тут сборный отряд, фильтр, а передовая находится в пятнадцати километрах, проскочили мы её. Вот мы дали, а?
Нас сразу отправили на фильтр, рапорты о действиях отряда я сдал, и майор-армеец, бывший тут за старшего, с интересом читал наш боевой журнал. Утром нас на нашей же технике направили к передовой: приказ отправлять танкистов в тыл и формировать из них новые танковые части ещё не поступил, и месяц ещё его не будет. А насчёт техники я не оговорился. Пока мы ехали, я останавливался у брошенной советской техники. Грузовики меня не особо интересовали, а вот броневики и танки – вполне. Трижды мы так останавливались, и трижды были находки.
Первая находка – БА-10, причём, судя по тросу у морды, его буксировали. Бензин слит, это видно. Я решил рискнуть, залил пять литров, и он завёлся с полпинка. Прицел на месте, пулемётов нет, снарядов нет. Броневик явно вёл с кем-то бой: я нашёл на полу две стреляные гильзы. В общем, я сделал вид, что в соседнем грузовике нашёл шесть канистр с бензином и пять ящиков со снарядами, и мы заправили его. Броневик я отдал сержанту, ему же дал своего пулемётчика в качестве мехвода – временная мера.
Больше у той брошенной техники ничего интересного не было, разве что два разбитых бомбами Т-26. Они подарили нам танковые пулемёты, которые мы установили на броневике, там же набрали снаряды и пулемётные диски с запасом. Только всё равно моя полуторка шла впереди, а уже за ней – броневик.