Феномен

Толкнув дверь, которая была не заперта, я прошёл в номер. После душа я был в халате, не местном, из моих личных запасов. Койку я уже занял, но отметил её только вещмешком, который бросил на одеяло.

– Товарищ Сергеев, я из отдела просвещения и радиовещания, Огафов Леонид Петрович. Товарищ Вилкомир, помимо того что является штатным военным корреспондентом, также работает и на нас. Он ищет музыкальные таланты, и уже несколько таких одарённых людей исполнили у нас свои песни. Гражданам понравилось, были повторы. О вас товарищ Вилкомир писал в самом восторженном тоне. Вы военный, фронтовик, и нашим гражданам будет интересно послушать, что поют на передовой.

– Мне-то это зачем? – спросил я, повесив полотенце и сев на койку.

– Ну, вы же военный. Не хотите прославиться?

– Да не особо.

– Хм… Может, сами что предложите?

Вопрос заставил меня задуматься. И сразу появилась одна идея, которую я и озвучил:

– Знаете, есть у меня желание. Товарищ Вилкомир написал обо мне статью, товарищ Сталин мне лично её показывал, но на руках у меня её нет. Достанете копии? Газета «Красная Звезда». Одна газета – одна песня. Десять газет хочу. Больше десяти песен всё равно исполнить не смогу: горло пока плохо тренировано, связки слабые, хрипеть начну, а фальшивить не хочу.

– Договорились.

– Да, договорились… Подождите. Ладно, я согласен исполнить свои песни, сегодня, потому как скоро отбываю на фронт. Но как идти? У меня кроме халата ничего нет: форму и нательное бельё я только что, перед тем как идти в душ, отдал в стирку.

– Время пока есть, схожу потороплю.

– Ладно, форма будет, но ведь должно быть прослушивание?

– Конечно, отдел цензуры вас прослушает и после решит, что можно исполнять, а что нет.

– А как я исполнять буду, если связки перетружу перед вашим отделом цензуры? Давайте так: пять песен перед цензурой и их же… А кому я там петь буду?

– По радио. Прямой эфир.

– Ну, пускай по радио будет. Так договорились? Но газет со статьёй всё равно нужно десять.

– Хорошо. Я сейчас всё решу и пришлю за вами машину. Шофёр Аркадий. Вас известят, чтобы вы спускались.

– Добро. Ах да, а что по инструменту?

– У нас большой выбор. У вас ведь аккордеон?

– Да.

– Есть несколько видов.

– Германские?

– Есть.

– Отлично.

Батальонный комиссар ушёл. Перед зеркалом на стене я пригладил ладонью волосы (а что, там ёжик короткий), лёг на кровать и сам не заметил, как задремал.

Глава 16. Радио, рыбалка и полёт

Разбудил меня стук дверь: принесли форму, чистую, выглаженную. Пока я крепил к ней награды, которые сам же и снял, перед тем как отдать форму в стирку, раздался новый стук. Я открыл, и горничная сообщила, что внизу меня ждёт машина. Я быстро собрался и покинул гостиницу.

Шофёр был Аркадий, я уточнил. На его старом рыдване – это был фаэтон со спущенной брезентовой крышей – мы покатили куда-то. А когда прибыли на место, меня тут же отправили на прослушивание.

Огафов тоже был тут. Он удивился, увидев меня при наградах, и, чуть смущаясь, сообщил:

– Семь газет нашли. Вам хватит?

– Ладно, давайте семь.

Проверил – то что нужно. Убрал незаметно в хранилище, память какая-никакая. Потом состоялось прослушивание, оценивали пять человек с такими лицами, как будто я им в чай плюнул, три женщины и два мужчины. В качестве инструмента я выбрал германский аккордеон с искривлённым грифом: привыкать не нужно. Чуть поработал для тренировки пальцами и сообщил, что готов.

Что петь, я обдумал заранее, подготовился. Эти песни я ребятам пел, опыт наработан. Были «Берёзы», «Там, за туманами», «Ребята с нашего двора», «Станция Таганская» и «Т-34». Всё же я танкист, не мог не спеть о них. Только вместо Прохоровки пел Кобрин, а вот Урал седой оставил, надеюсь проскочит.

Слушали меня внимательно, даже очень. Посовещались и пропустили все пять песен без цензуры. Уточнили: есть ли ещё что?

– Ну, около трёхсот песен имеется. Эти не самые лучшие, просто в Москве нахожусь, решил для москвичей спеть. «Люберцы» ещё есть и «Улочки московские», но чую, что если вам буду петь, то слушателям уже не смогу: связки перенапрягу.

В общем, на пять прослушанных песен мне дали добро. Покормили тут же, в буфете. Первого не было, только второе, и я взял два разного. Узнал, что моё эфирное время будет вечером. Слушателям уже объявили, что в музыкальную минуту будет новый исполнитель, фронтовик, имеющий боевые награды. Осталось только ждать, причём не так уж и долго, было уже пять часов дня. Ха, а ведь меня утром только привезли в Москву, потом, где-то в одиннадцать часов, была встреча со Сталиным, а уже в полпервого я общался с Огафовым.

Жаль, времени мало, я бы на речку метнулся, искупался бы, может, порыбачить бы успел. На фронте всего дважды удалось тихо посидеть с удочкой и закидушкой: один раз полтора часа, пока нас по боевой тревоге не подняли, второй раз аж три часа. Семь больших судаков взял на блесну и три маленьких, повар доволен был. Вот отправлюсь к немцам в тыл, развеюсь в свободное время. Если оно, конечно, будет.