Феномен Александра Невского. Русь XIII века между Западом и Востоком

Следует заметить, что откровенно демократических элементов среди перечисленных в «Житии» действующих лиц нет. Да и список Новгородской первой летописи поминает в основном представителей городских верхов: Костянтин Луготиниц и Гюрята Пинещинич упомянуты с отчествами, значит, аристократы. На роль простых горожан подходят разве только летописные Намест и Дрочило Нездылов, «сын кожевника». Но в общей массе они составляют малую долю. В основном погибшие герои относятся к элитным слоям. Причину этого можно видеть в двух обстоятельствах: во-первых, на молниеносный поход были мобилизованы только люди, являющиеся представителями военной элиты: дружинной или городской. Простых ремесленников, для которых война не была основным занятием, в поход не брали. Во-вторых, внимание летописца могло быть направлено на элиту в силу специфики его социального мировоззрения. Так или иначе, мы видим, что Невская битва была выиграна силами профессионалов военного дела. Причем характерно, что все эти воины-профессионалы большей частью описываются не на страницах летописи, где бы им надлежало быть, согласно современному мировоззрению, а на страницах сугубо религиозного произведения: жития.

Странное на первый взгляд для житийного текста описание примеров воинской удали дружинников тесно связано со специфическим пониманием характера святости Александра, который являл собой тип святого воина, не святителя или страстотерпца. Проникновение элементов воинского этоса в систему христианских ценностей произошло уже в первые века бытования православия на Руси и надолго закрепилось в качестве элемента культурного своеобразия.

Для Александра эта битва стала боевым крещением. То, что глава государства лично возглавил атаку на врага, было в порядке вещей. От древнерусского князя ждали личного участия во всех предприятиях. В битве он лично предводительствовал войску, увлекая его своим примером, выступая впереди всех на лихом коне. На войне хороший князь сам, не полагаясь на воевод, устраивал наряд сторожевой службы, а на охоте ловчий наряд, в церкви – наряд церковной службы. Дома он вникал во все мелочи организации хозяйства, не перепоручая заботу об этом ни тиуну, ни отроку.

Сам творил суд, сам встречал гостей, сам проявлял удаль на охоте, сам говорил на иностранных языках. Он не мог быть ни лентяем, ни засоней, ни обжорой. Таким представлен идеальный князь в «Поучении» Владимира Мономаха. Набор прекрасных личных качеств составлял его «личный капитал», обеспечивающий ему авторитет, сходный с авторитетом «старших мужчин» родовой эпохи. Этим древнерусские реалии отличались от синхронных им византийских. Как было показано И.С. Чичуровым, образ идеального правителя, сложившийся в византийской политической мысли, имел совсем иные черты: «Развитой государственно-бюрократический аппарат ставил василевса прежде всего перед необходимостью контроля за ним. Неудивительно поэтому, что в византийских „княжеских зерцалах“ мы не встретим трактовки личных трудов императора, подменяющих деятельность должностных лиц»[143]. Общественное развитие Руси не зашло еще настолько далеко, чтобы изжить представление о князе как о вожде, который должен быть лучшим во всем[144]. Александр Невский – характерная фигура русского Средневековья.

Блестящая победа на Неве не уберегла Александра от конфликта с новгородцами: «В то же лето, тои же зимы выиде князь Олександръ из Новагорода къ отцю в Переяславль съ матерью и с жаною и со всем двором своимь, роспревся с новогородци»[145]. Что стало причиной конфликта и в чем была его суть – неизвестно.

В историографии разработано несколько версий происходящего. Академик М.Н. Тихомиров считал, что новгородцы не смогли оценить общерусского масштаба деятельности своего князя: «Как и ранее в ссорах с Ярославом, новгородцы отставали свою „правду“; узкие интересы местного характера, по-видимому, и на этот раз взяли верх в Новгороде. Бояре боялись усиления княжеской власти, которое было неизбежным при организации борьбы против страшного противника. Разрыв с Александром тотчас же бедственно отразился на военных делах, как раз в момент начала похода немецких рыцарей»[146].

В.П. Пашуто считал, что причина разрыва была прежде всего финансовая: «На новгородское боярство опять пали крупные расходы для спешной подготовки к большой войне. Однако корыстные бояре упирались. После Невской победы Александр должен был показать им свою власть в республике. Уладить несогласие не удалось. Ну что же, Александр за долгие годы пребывания в Новгороде хорошо изучил повадки боярства. Он прибегнул к крайней мере: зимой 1240 г. «роспревся с новгородци» и с семьей и двором уехал к отцу в Переяславль. Не зря Ярослав учил Александра новгородской политике»[147].