Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Не лучше была ситуация и в колхозах, о чем свидетельствует, например, адресованная Совмину просьба облисполкома завезти в 1950 году 5800 переселенцев для работы в сельском хозяйстве [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 14. Д. 692. Л. 15–16]. Колхозы сталкивались, в частности, с проблемой бегства крестьян в города, на промышленные стройки и в лесную промышленность. Предприятиям последней, кстати, было разрешено принимать в постоянный штат колхозников и перевозить к себе их семьи, в то время как руководству колхозов запрещалось препятствовать этому [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 376. Л. 24–28 и об].

«Текучка», как известно, была давней бедой советской экономики. Многочисленные отчеты и докладные записки упоминают бегство рабочих с шахт и из леспромхозов области, принимавшее порой массовый характер [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 17. Д. 367. Л. 17; Оп. 30. Д. 376. Л. 1 об.; Оп. 17. Д. 365. Л. 20]. В некоторых случаях авторы отчетов объясняли это тем, что по оргнабору и вербовке им присылали «некачественную» рабочую силу, которая состояла, по словам одного из них, большей частью

…из бывших уголовников, алкоголиков, больных и в основном женщин, ведущих распутный образ жизни и приезжающих не с целью работать, а исключительно с целью получения полагаемых по договору авансовых сумм, постельного белья и т. д. для того, чтобы сбежать из леспромхоза со всем полученным [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 546. Л. 36].

Впрочем, авторы большинства документов признавали, что главной причиной бегства являются ужасные условия жизни рабочих и колхозников [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 17. Д. 165. Л. 89; Оп. 30. Д. 376. Л. 1]. В архивных делах нет недостатка в красноречивых примерах того, что сами руководители предприятий и представители областных и районных властей признавали «невыносимыми для человека условиями»: антисанитария и скученность в общежитиях (где средняя площадь могла составлять 1,5–2 кв. м на человека); размещение в непригодных для жизни помещениях (скотных дворах, кузницах); перебои в снабжении хлебом и полное отсутствие других продуктов в магазинах [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 354. Л. 42; Д. 546. Л. 208–209; Д. 548. Л. 135–144]. Так, проверка, проведенная в Добчурском леспромхозе в 1950 году, показала:

В магазине совсем нет предметов постоянного пользования (соли, спичек, табаку и других продовольственных продуктов).

Был один соленый арбуз 18 рублей кило, и тот уже испорчен и не подлежит употреблению. Больше в магазине ничего нет (зато есть водка в достаточном количестве) [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 546. Л. 90 об.].

Особенно сильно от этого страдали жители лесных поселков, находившихся на большом расстоянии от других населенных пунктов. Так, в Тайшетском леспромхозе «…рабочие оборвались, а в магазинах товара <…> нет и купить негде, так как до районного центра сравнительно далеко, 100 км. Результатом этого является то, что рабочие ночью покидают леспромхоз и самовольно уезжают домой» [ГАНИИО. Ф. 127. Оп. 30. Д. 354. Л. 39].

«Выходом из крайне напряженного положения <…> является

получение спецконтингента»[366]

Вынесенная в заглавие этого параграфа цитата отражает позицию многих руководителей предприятий области, сталкивавшихся с острой нехваткой рабочих рук. Разумеется, им были известны минусы такой рабочей силы, в частности большая доля нетрудоспособных и женщин с детьми, а также необходимость – по крайней мере, теоретическая – создавать необходимые инфраструктуры (жилье, школы)[367]. Но мобилизационный потенциал «экономики принудительного труда», ее способность быстро обеспечить резервы рабочей силы, географически закрепленной и поднадзорной коменданту, видимо, брали верх над другими соображениями[368].