Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Ниже я вовсе не настаиваю на существовании прямой аналогии между системой наказаний, представленной сталинским ГУЛАГом, и сегодняшней российской пенитенциарной системой, а тем более дореволюционной ссылкой. Я хочу сказать другое: что в России условия заключения, по сути своей предназначенные для причинения страданий, были восприняты из советского периода и встроены в систему наказаний, действующую в наши дни. В этом отношении мы видим здесь полную противоположность тому, что случилось в Германии. Далее речь пойдет о карательной ссылке и карательном коллективизме – двух институтах, исторически характерных для России; я подробно рассмотрю их, с тем чтобы выявить их культурные смыслы, и проанализирую рассказы нынешних заключенных в поисках скрытых ключей к тому, как они переживались в прошлом. Тщательное изучение современных рассказов заключенных о том, как им пришлось испытать на себе наследие ГУЛАГа, может привлечь внимание и к пенитенциарным аспектам лагерной повседневности, прежде ускользавшим от внимания исследователей. Оно может также привести нас к утверждению «сермяжных истин», подталкивающих к пересмотру представлений о том, какая мера бесчеловечности связана с той или иной формой наказания. Я опираюсь на интервью, взятые в Российской Федерации для двух исследовательских проектов. Первый из них проводился в 2007–2010 годах и был посвящен женщинам-заключенным. В рамках этого проекта были опрошены 60 женщин, отбывавших срок в исправительных колониях или недавно освободившихся. Второй проект, 2012–2014 годов, был посвящен заключенным после этапирования в места лишения свободы, членам семей заключенных, отбывающих тюремный срок в России, и включал в себя не ограниченные по времени интервью с 25 женщинами – женами, сожительницами, матерями и детьми тех, кто находился в тот момент в заключении[652]

.

«Перемещение само по себе было наказанием – наказанием ссылкой»

Историки обычно трактуют ссылку и тюремное заключение как разные способы наказания, воспроизводя тем самым бинарную модель, восходящую к Джереми Бентаму, для которого перемещение преступников в колонии составляло противоположность тюрьме[653]. Идею ссылки (и ее альтернативных форм и / или аналогов – высылки и изгнания) как особой дисциплинарной меры развил впоследствии Фуко своим метафорическим изображением ссылки и безумия – «корабля дураков», где он описывает несчастного, помещенного в пустынный морской пейзаж меж берегов, которые никогда не станут для него своими [Foucault 2006: 110]. В наши дни пенология рассматривает ссылку и тюремное заключение скорее как совместимые между собой противоположности, а не как альтернативные способы наказания, однако аналитическое различие между ними проводится на основе противопоставления понятий изгнания с правом передвижения и без такого права, из которых каждое имеет свои характерные особенности [Castles, Davidson 2000]. Однако ссылка – это нечто большее, чем устранение людей из метрополии: это отсечение обезображенного или с гражданской точки зрения мертвого органа от единого тела общества. При этом всегда было и до сих пор остается крайне важным, что происходит с людьми там, куда их ссылают. Об этом говорится в недавно опубликованном сборнике по истории транспортировки осужденных[654].