Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Очевидно, что в подобных «контрактных» лагерях существовала масса возможностей для взаимодействия между заключенными и наемными рабочими. Центральной и местной администрации приходилось решать многочисленные проблемы, связанные с расконвоированными заключенными, которые, пользуясь своим статусом, вступали в незаконную переписку и торговлю и даже совершали побеги [Bell 2013: 131–132]. 18 января 1943 года в Москве был издан приказ для всех начальников лагерей и колоний с требованием принять меры по недопущению подобного взаимодействия, поскольку многие заключенные воровали вещи и продукты питания у гражданского населения как на самих производственных площадках, так и при перемещении через населенные пункты [ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2513. Л. 14]. Д. Е. Алин вспоминал, как по дороге к месту работы заключенные авиазавода № 153 имени Чкалова останавливались и размахивали руками мобилизованным красноармейцам, направлявшимся поездом на фронт. Иногда красноармейцы вступали с ними в разговоры и даже перебрасывали продукты [Алин 1997: 130]. Имеющиеся данные подтверждают, что, несмотря на предпринимавшиеся попытки изоляции, существовало достаточно возможностей для широкого общения заключенных и свободных граждан. При тотальной войне изоляция играла меньшую роль, чем производство.

Хотя условия содержания заключенных, безусловно, были намного хуже, наемные рабочие также испытывали на себе суровые жизненные условия. В городах Сибири смертность обычных граждан за первый год войны выросла более чем на 25 %, а в Новосибирской области резко поднялся уровень заболеваемости брюшным и сыпным тифом, дизентерией и коклюшем [Исупов 1992: 186, 193]. В подобных условиях комбинат № 179 страдал от шокирующе высокой текучести кадров среди наемных рабочих, несмотря на чрезвычайно жесткое трудовое законодательство военного времени, особенно в области оборонной промышленности[326]. В 1942 году на завод поступили 11 497 человек, а уволилось 9324, в 1943 году поступили 7703 человека, а уволилось 7600, причем приблизительно 5000 из них просто дезертировали[327].

Многие наемные рабочие региона покидали свои места в ключевых отраслях промышленности и вступали в ряды Красной армии. За все время войны из Новосибирской области таковых оказалось около 500 000 человек. Только за вторую половину 1941 года из треста «Кузбассуголь» на фронт мобилизовалось 11 000 шахтеров [Алексеев 1984: 81]. К январю 1943 года в Новосибирской области на 100 женщин приходилось всего 35 мужчин [Исупов 2005: 120].

В связи с высокой текучестью рабочей силы обращение обкома партии к принудительному труду как к частичному решению кадровой проблемы не вызывает удивления. Следует учесть, что на комбинате № 179 работали не только заключенные, но и ссыльный контингент. На нем трудились и «потенциальные пособники врага» поволжские немцы, и ссыльные калмыки, и спецпереселенцы из Нарыма, и даже военнопленные. Ко второй половине 1942 года свыше 20 % рабочих, занятых в производстве боеприпасов в Новосибирской области, являлись узниками ГУЛАГа [Савицкий 2004: 20–21]. К концу войны этот показатель несколько снизился, но все равно оставался весьма значительным. На 1 мая 1945 года в составе комбината числилось 25 117 рабочих, из них 3120 заключенных (12,4 %), 1100 ссыльных немцев Поволжья (4,4 %), 822 военнопленных, 106 бывших «кулаков» из Нарыма и 98 ссыльных из Калмыкии [Кузнецов 2001: 157][328].

См. [Kragh 2011]. За трудовые правонарушения могли наказываться и работники транспорта. К 1942–1943 годам «военная промышленность» уже включала в себя угле- и нефтедобывающую, текстильную и химическую отрасли. Более того, этот указ действовал до 1948 года. С 1942 по 1945 год по нему было осуждено свыше 900 000 человек, еще 200 000 – в период между окончанием войны и 1948 годом. См. «Введение» Н. Верта в [История сталинского ГУЛАГа 2004–2005, 1: 79].