Читаем Феномен колдовства в Средневековье полностью

Даже в самой Европе колдовство и ведовство постоянно смешивались. Ведьм и колдунов называли по-разному: 1) strix, stria, striga или strigimaga (изначальное значение – «сова», затем слово стало означать духа или вампира и, наконец, ведьму); 2) sortiarius или sortilegus (то есть предсказатель, тот, кто читает судьбы [sortes]); 3) masca (иногда talamasca) – слово, связанное с использованием масок животных во время праздников[29]; lamia или lama (вампир)[30]; 5) maleficus (тот, кто практикует злую магию, малефициум); 6) scobax (от греческого σκώψ – сова-крикун или латинского scoba – метла); 7) gazarius (от Catharus – еретик-катар)[31]; 8) waudensis (от Waldensis – еретик-вальденс); herbarius (травник); 10) pythonissa (прорицательница); 11) factura (слово, которое, по-видимому, происходит от латинского factus и означает «творец заклинаний»); 12) divinator (прорицатель); 13) mathematicus (прорицатель); 14) necromanticus (тот, кто гадает по трупам, позднее это слово в результате искажения превратилось в nigromanticus); 15) veneficus (тот, кто готовит зелья, обычно ядовитые); 16) tempestarius (вызывающий бурю); 17) incantator (заклинатель, тот, кто произносит заклинания); 18) англо-саксонская wicce, wicca (тот, кто предсказывает или произносит заклинания; мужская форма wicca была более распространена, чем женская wicce); 19) немецкое слово «Hexe», происходящее от старонемецкого hagazussa (ночной дух, каннибал или колдунья)[32].

Очевидно, что европейское ведовство очень похоже на колдовство в других культурах и имеет глубокие корни в традициях низкой магии. И все же ведовство выходит за рамки магии. Одно из различий между европейским ведовством и низкой магией заключается в том, что ведьмы, как правило, полагались на помощь духов. Однако даже это различие в двух аспектах представляется размытым. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства не всегда показывают, когда и в какой степени колдуны или ведьмы осознанно полагались на помощь духов. Кроме того, теологи и инквизиторы, особенно начиная с XIII века, сами все больше не желали признавать это различие, предпочитая относить низкую магию к категории колдовства и обвинять колдунов в сделках с дьяволом если и не официально, то, по крайней мере, молчаливо – считая, что никакие магические действия не могут быть совершены без помощи демонов. Генри А. Келли заходит далеко и говорит, что «в контексте христианской демонологии колдовство означает любую деятельность человека, осуществляемую с помощью злых духов. С теологической точки зрения нет разницы между ведовством, колдовством и магией»[33]. Это неверное утверждение для большинства христианских теологов, но оно, по существу, стало истинным для теологов XV и XVI веков.

Наиболее заметным различием между европейским колдовством и ведовством является степень почитания демонов и отречение от Христа. В этом контексте их взаимосвязь может быть проиллюстрирована прилагаемой диаграммой. Из нее можно понять, что европейское ведовство лучше всего рассматривать как религиозный культ дьявола, построенный на фундаменте низкой магии и народных поверий, но сформированный и определенный христианским обществом, в котором он появился. Влияние христианства на европейское ведовство привело, среди прочего, к появлению идеи о шабаше, то есть собрании ведьм, обычно возглавляемом дьяволом, где ему поклонялись и отрекались от Христа[34]. Концепция ведовства как организованного культа – в противоположность индивидуальным maleficia – является еще одним порождением христианской среды, которая превратила колдовство в форму извращенной религии.


Колдовство и ведовство


Сложность взаимоотношений ведьм со злыми духами наиболее характерна для христианского понимания колдовства. Приходилось иметь дело с тремя видами злых духов: это низшие демоны, часто принимающие форму фамильяров и происходящие от эльфов, фей и кобольдов[35] из фольклора; высшие демоны, например Вельзевул, Астарот, Асмодей, происходящие из иудео-христианской демонологии; и, наконец, сам дьявол. Можно выделить по крайней мере пять степеней близости со злыми духами: заклинание, когда их призывают и заставляют исполнять чьи-то приказы (с демонами это было гораздо легче, чем с дьяволом); сделка с духами без заключения договора; договор с ними, предполагающий обещание им чего-либо в обмен на их помощь; жертвоприношение, гомагиум[36] или другие знаки почтения; поклонение[37].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное