Возможно, на развитие образа ведьмы повлияло повышение роли женщин, вызванное распространением идеи куртуазной любви и почитания Девы Марии. Исходный образ женщины в мифологии обладает как хорошими, так и плохими чертами, и когда мы берем только хорошее и возводим в принцип, то оставшееся злое тоже приобретает статус принципа. Таким образом, ведьма является естественной мифологической противоположностью Девы Марии. Следует отметить, что, хотя женский пол в целом обвинялся в колдовстве, маленькие девочки, в частности, в нем не обвинялись. Если девочки попадали под дурное влияние матери, их иногда заставляли быть свидетелями казни, но лишь в редких случаях казнили саму девочку препубертатного возраста. Возможно, власти испытывали некоторую жалость к детям, но это не было свойственно Средневековью. Скорее всего, причиной стало то, что девушка, которая еще не достигла брачного возраста, не рассматривалась как угроза: она не обладала ни numen, божественной силой плодородия, ни чувственной привлекательностью, которая заманивает мужчин и обрекает их на гибель.
В сексуальной психологии ведовства есть нечто большее, чем сосредоточенность на женщинах. Оргиастические элементы пирушек ведьм напрямую сопоставимы с обрядами тантрического буддизма, культа Диониса и других практик, распространенных во всем мире, в которых сексуальное освобождение ассоциируется с экстазом религиозного опыта. Известно, что в переживаниях христианских мистиков присутствует психосексуальный элемент. В ведовском культе пиры, пьянство, танцы, блуд, кровосмешение, даже каннибализм и ритуальный поцелуй могут представлять собой насильственное и преднамеренное освобождение от аскетической и антисексуальной морали христианства[505]
. Одной из трудностей, связанных с интерпретацией оргиастических аспектов ведьмовских практик исключительно как доставляющего удовольствие освобождения, являются свидетельства о том, что половой акт женщин с дьяволом обычно был неприятным, его фаллос был холодным и причинял боль. Неприязнь ведьм к тому, что нельзя назвать актом любви с Сатаной, могла быть реакцией из-за вины или страха: нам трудно представить, что, какой бы отчужденной ни была женщина, сексуально подчиняющаяся существу, которое она считает дьяволом, у нее получилось бы полностью расслабиться. Сексуальная одержимость женщины дьяволом может быть сравнима с демонической одержимостью, которая всегда была жестокой и неприятной[506]. Или, разумеется, вся эта идея дьявольской холодности может быть выдумкой охотников на ведьм, которым холод представлялся символом бесплодия и смерти, в то время как тепло обычно считалось мифологическим принципом плодородия и созидания. Опять же, охотники на ведьм, возможно, сочли, что неприятные чувства, вызываемые этим актом, являются подходящим наказанием за ненасытную женскую похоть. Любопытно, что в тех редких случаях, когда в половую связь с дьяволом в женском облике вступал мужчина, обычно этот опыт не был ни болезненным, ни неприятным. Более ранняя традиция отношений как с инкубами, так и с суккубами заключалась в том, что они доставляли удовольствие, как и оргии среди верующих на собрании ведьм. Ритуальное совокупление с дьяволом было относительно поздней чертой образа ведьмы, и холодность его полового органа упоминается в средневековой литературе очень редко и только к концу XV века, хотя это стало обычным явлением в последующие двести лет.И срамной поцелуй, и пиры ведьм имеют сексуальный подтекст. Непристойный поцелуй в зад или в ногу[507]
дьявола имеет множество совершенно неочевидных значений. Поцелуй – это символ вкушения возлюбленного, и поцелуй имел огромное значение в христианском искусстве, литературе и литургии, символизируя, в числе прочего, даже единение Отца и Сына Святым Духом. Непристойный поцелуй может означать своего рода темное причастие, вкушение Бога, полное приятие в себя дьявола. Поцелуй, связанный с формальным отречением от христианства, возможно, также был своеобразным намеком на поцелуй Иуды. Поцелуй – это связующее звено между сексуальным элементом в ведовстве и пожиранием детей.Социальная психология помогает понять природу охотников на ведьм, а также природу самих ведьм. «Ведьм и охотников на ведьм породило одно и то же заблуждение. Они разделяли одну слепую жажду мести и отражали один менталитет, а также проистекали из одной внутренней необходимости»[508]
. Те же элементы человеческой психологии, магического мировоззрения и социальной напряженности, которые создавали атмосферу страха и напряжения, а впоследствии и ведовство, породили также повальное преследование ведьм. Вот почему на протяжении всей этой книги ведовство, независимо от того, в какой степени сами ведьмы в него верили, а в какой степени оно было изобретением охотников на ведьм, рассматривается как единое явление.