Если бы семья Кребса имела возможность свободно побродить по Нью-Йорку, они увидели бы город, заполненный иммигрантами из Европы. В то время здесь ежедневно выходило больше газет на иностранных языках (итальянском, немецком, венгерском, французском, хорватском, испанском и т. д.), чем на английском. Помимо двадцати двух английских газет на улицах города можно было купить десять разных изданий на итальянском, семь на немецком, семь на идише или иврите, три на греческом, три на венгерском, две на французском, две на чешском, две на хорватском и по одной на испанском, сербском и сирийском. Возможно, семья Кребса провела некоторое время на острове Эллис, главном перевалочном пункте для иммигрантов, прибывающих на Восточное побережье. Там он мог встретиться с профессиональными полиглотами, которые были наняты местными властями для работы с разноязычной толпой. Одним из них был итальянский иммигрант по имени Энтони Фрабасилис, известный специалист по греческой филологии из Афинского университета, который с 1909 года работал на острове Эллис переводчиком не только с греческого, но и с итальянского, испанского, французского, немецкого, польского, русского, турецкого и армянского. Сам он говорил, что знает пятнадцать языков и может свободно говорить на каждом.
Начиная с 1909 года для переводчиков, работавших на острове Эллис, был введен государственный экзамен на знание иностранных языков. Испытуемые должны были подтвердить свои способности писать, читать и говорить на одном или нескольких языках, которые они использовали в работе. Благодаря этому мы сегодня имеем неопровержимые доказательства того, что на острове в то время сформировалось настоящее сообщество гиперполиглотов. Одним из членов сообщества был выходец из России Рубен Воловик, который знал идиш, русский и много других славянских языков. Его коллега, уроженец Литвы Петр Миколаинис, знал семь языков. Их работа состояла в том, чтобы встречать прибывающих пассажиров, сортировать их и сопровождать на медицинское обследование и собеседование с представителями миграционной службы. За исключением редких медицинских случаев, задаваемые во время этих интервью вопросы были достаточно просты: какова ваша профессия? ваша раса? ваша национальность? являетесь ли вы анархистом? многоженцем?
После долгого путешествия по Соединенным Штатам семья Кребс оказалась на корабле, направлявшемся в Европу. При этом на берегу осталась их обширная библиотека, которая в конечном счете была куплена Библиотекой Конгресса США. Вернувшись в Германию, Кребс, «влекомый своими лингвистическими амбициями», как выразился один немецкий биограф, с новой силой взялся за изучение иностранных языков. Министерство иностранных дел платило 90 немецких марок за знание каждого иностранного языка. «Ты так станешь миллионером!» – говорили ему друзья и домочадцы. Однако чиновники сообщили Кребсу, что ему будет разрешено сдать экзамены только на двух языках. В итоге за свое умение читать ассирийские, вавилонские и шумерские клинописи ему не удалось получить ни пфеннига.
Однажды в марте 1930 года, когда Кребс работал над очередным переводом (что именно он в тот момент переводил, неизвестно), его хватил удар. Вскоре после этого он умер. Известие о кончине знаменитого полиглота распространилось быстро, и в тот же день в его доме раздался телефонный звонок. Жену Кребса спросили, не собирается ли семья передать мозг усопшего для проведения научных исследований. Звонившим был Оскар Вогт (1870–1959), скандально известный специалист в области анатомии мозга и директор германского Института исследований мозга. Мозг Кребса мог бы стать прекрасным дополнением к собранной Вогтом коллекции мозгов знаменитых людей, в которой до того момента не было представлено ни одного известного полиглота.
К тому времени Вогт накопил довольно большой опыт изучения мозга. В 1924 году он был приглашен в Москву для изучения мозга умершего Владимира Ленина. В те годы политическое руководство молодой Советской Республики, и в частности Иосиф Сталин, усматривало необходимость создания и поддержания образа Ленина как революционного супергения. «Родилась блестящая идея получить, если это возможно, научное подтверждение гениальности Ленина из некоторых заслуживающих доверия зарубежных источников», – писал Игорь Клатцо, биограф Вогта и его жены Сесиль. В 1927 году пропитанный формалином мозг Ленина оказался в распоряжении Вогта и в целях изучения был разрезан на тридцать одну тысячу частей. В процессе исследования немецкий ученый столкнулся с огромной проблемой: как, не поступившись принципами, не обидеть своих советских заказчиков? Как объяснить некоторые особенности мозга Ленина без упоминания того факта, что они могли быть вызваны сифилисом (в итоге был сделан вывод, что Ленин страдал наследственным атеросклерозом)? И что делать, если мозг Ленина не соответствует параметрам мозга других знаменитых людей?