Феномен полиглотов

«Когда я учил японский, на одном из уроков мы разыгрывали сценку покупки галстука в токийском универмаге и должны были запомнить слова, обозначающие “неяркий”, “цветастый”, “в клетку”, “в горошек” и “в полоску”. И я тогда подумал: “Зачем? Когда я покупаю галстук, я ни с кем не разговариваю – просто подхожу к полке и беру. Зачем они заставляют меня учить все это?” На другом уроке мы обсуждали, как сказать доктору, какой у меня тип диареи. Я сказал, что если я буду настолько болен, то я пойду к американскому доктору или хотя бы к тому, кто понимает по-английски. Когда я болен, у меня нет времени практиковаться в языке». Беседуя с Коэном и другими гиперполиглотами, я осознал, что они, в отличие от меня, могут учиться по любому методу.

На курсах русского я как мог облегчал свои мучения (ведь я записался на курсы по собственной инициативе), например перестал писать домашнюю работу прописью, потому что я слишком стар для чистописания. Что он мне за это сделает, завалит меня? Но я учился не ради оценки. Спасало еще и то, что я сидел рядом с отличницей школы по имени Элизабет, записавшейся на курсы ради смеха. Когда Бомбастик начал настаивать, чтобы мы использовали полные предложения «на хорошем русском языке», как будто русские только и делают, что говорят полными предложениями, Элизабет пробормотала: «The rain in Spain falls mainly on the plain»[41].

Мне следовало бы бросить эти курсы, но я этого не сделал. Я хотел изучать русский. Поэтому я придумал себе несколько забав, чтобы извлечь максимум пользы из сложившейся ситуации, как это в моем понимании делает тот, кто оказывается в заключении. Здравый смысл подсказывает: когда вы приступаете к изучению темы «Моя семья», вы просите своих студентов принести фотографии реальных родственников, включая, таким образом, в образовательный процесс эмоциональную составляющую. Именно так поступал я сам, когда преподавал английский язык в Тайване. Однако Бомбастику такие методы были чужды, и мы занимались, тыча пальцами в воображаемые фотографии и проговаривая: «Это моя мама, она врач. Это мой отец, он архитектор».

В этой ситуации лучшим решением было доведение ситуации до абсурда. Когда очередь дошла до меня, я повернулся к Элизабет и сказал, указывая на воображаемое фото:

– Это моя мама. Она работает асфальтоукладчиком.

– О, моя тоже! – живо откликнулась Элизабет.

– Это мой отец, – продолжал я. – Он лечит слонов.

– И мой! – воскликнула Элизабет.

Некоторые наши однокурсники не могли сдержать смех. Большинство были шокированы. На лице Бомбастика отразилась мимолетная усмешка. «В бывшем Советском Союзе от рабочих требовали выполнения производственных планов, – сказал он, обращаясь к аудитории. – Эти двое ведут себя как рабочие, перевыполнившие план».

Бомбастику не понравилось мое выступление. Однажды, когда он устроил нам практический экзамен на тему, которую мы не изучали, это стало для меня последней каплей. Не сдержавшись, я сказал ему, что он не имел права так поступать, а он в ответ обвинил в неправоте меня и начал отчитывать как мальчишку. Мы чуть не подрались с ним прямо в аудитории. Он сбежал, а я больше никогда не посещал его курсы. В итоге все, что я для себя вынес из этих занятий, это уверенность: будучи в Москве, я смогу правильно идентифицировать слона.

* * *

– Так каким языком вы хотели бы заниматься? – переспросил Александр.

– Хинди, – уверенно ответил я.

В близлежащем парке мы встретились с долговязым студентом из Беркли по имени Джастин, который в последнее время раздражал Александра, согласившегося быть его учителем, тем, что не следовал инструкциям по использованию метода «преследования». Поэтому полиглот заставил его слоняться по парку, то прячась в тени, то снова выскакивая на солнце, прямо на загоравших в траве девушек. Трудности «преследования» в парке обусловлены тем, что все это происходит на виду у множества отдыхающих. Но, как пошутил Александр, в Северной Калифорнии, чтобы заставить людей обратить на вас внимание, вы должны вести себя очень странно.

Затем Александр и Джастин стали прогуливаться вместе, и полиглот требовал от своего ученика выкрикивать слова «более по-итальянски». Пока эти двое гуляли вокруг, яростно жестикулируя и громко выкрикивая итальянские слова, как будто пытаясь как можно более убедительно доказать что-то друг другу, я пообщался с одной из спускавшихся по склону холма любительниц солнечных ванн.

– Они вас не шокируют своим поведением? – спросил я.

– Разве что слегка, – сказала она. – А что происходит? Они учат итальянский?

– Тот парень, что справа, учитель, – объяснил я.

– Он молодец.

– А вы говорите по-итальянски?

– Нет, я говорю по-испански, но я была в Италии. А где он жил в Италии?

– Он не итальянец, он американец, – сказал я.

Ее брови удивленно поднялись.

– На самом деле он говорит, что знает много языков, и хочет открыть школу, чтобы больше людей стали такими, как он.

– А, языковой культ, – сказала она, как будто речь шла о чем-то обычном.