Феномен Табачковой

- Все. Можете спать без тампонов. - И стал собирать в чемодан инструменты. - Чудные мы, пенсионеры. Привязчивы, как собаки, - смущенно улыбнулся он. - Если позволите, буду приходить. Может, не так часто, как в последнее время, но буду. И тому есть причина.

- Какая? - встрепенулась ока.

- Не помню, кто сказал; "Доброжелательный обман длит огонь жизни". Так вот, в вашей квартире есть такой обман. Я имею в виду зеркало в прихожей. Стоит разок заглянуть в него, и хорошего настроения хватит на неделю. Ах вы, плутовка, улыбаетесь! Видно, знаете, в чем секрет? Ладно, не открывайте, иногда полезно заниматься самообманом. А все-таки подумайте, не познакомиться ли вам с товарищами с кафедры психологии?

- Нет-мет, - испугалась она. - Я и психиатру-то наврала, что в другой город переезжаю, а тут целая психология...

Теперь она не знала более увлекательного занятия, чем сидеть у приемника и крутить ручку настройки. Звук был так отчетлив, что многие голоса вскоре стали узнаваемы, будто она давно знакома с их владельцами. Постепенно вырисовывался облик города. Он был шумен, многолик и многозвенен. Он размышлял, плакал, ликовал, смеялся.

Голоса вызывали не только любопытство, но и смятение. В интимные разговоры, легкую болтовню, учебные лекции, свадебные песни, уличные реплики, любовные объяснения вплетались бормочущие, отчаянные монологи, банальная ругня, тоскливые беседы. Смеющиеся, деловые, спокойные голоса вносили в ее жизнь приятность и душевное равновесие. Но те, другие, никем, кроме нее, не слышимые "SOS" будоражили, тревожили, изматывали. Она уставала от них, злилась, что портят хорошее расположение духа, мешают ее тайному, ни с чем не сравнимому по увлекательности занятию. Их присутствие рядом с голосами благополучными было закономерно, она всегда подозревала о существовании подобных дуэтов. Настроясь на веселый беззаботный щебет, знала, что вскоре он будет прерван, как со временем прерывается всякая безмятежность, и предупредительно держала пальцы на винте, чтобы в любое мгновение его поворотом отвести от себя молнии чьих-то Драм. Но это было так же сложно, как если бы она вздумала бежать от себя. Она никогда не успевала; драмы втягивали ее в свое действо, будоражили. И все чаще и чаще казалось, что персонажи их намеренно тянутся к ней, ищут ее, тайно подозревая о ее существовании. И страдают от того, что не могут наладить с ней двусторонней связи. Их сигналы шли со всех сторон, пронизывая ее с головы до ног, чтобы сфокусироваться в одной точке - сердце. Сперва эта точка ныла глухой болью, потом боль разрослась, набухла, стала свинцово-тяжелой, кровоточащей Никакое лекарство не могло справиться с ней, погасить ее, потому что жила она не в самом теле, а как бы в душевных тайниках его. Боль росла, отвоевывая все большее и большее пространство. Избавиться от нее казалось уже не только невозможным, но и греховным. И когда она стала совсем невыносимой, Анна Матвеевна сказала при очередной встрече Аленушкину:

- Выпейте чашку кофе и, пожалуйста, поймайте бабочку-мысль: каким образом можно засечь источники голосов? Некоторых, разумеется.

- Однако желания у вас необъятные, - удивился Аленушкин. - Точнее, хотите голоса запеленговать? Что ж, вам повезло на соучастника преступления: в свое время я занимался "охотой на лис" - а именно по такому принципу нужно действовать. Придется установить и у себя дома точно такой прибор, - он кивнул на "Урал". - Но это не так сложно, как достать карту города или хотя бы нашего района - с указанием улиц, нумерацией домов. - И усмехнулся; - Хотел бы знать, что вы будете делать на рандеву с вашими знакомыми незнакомцами?

- Не знаю, - пожала она плечами. - Но хочу его.

- Все это становится интригующим, - он потер ладони. - Но где взять карту?

- Это уж моя забота. - Анна Матвеевна вспомнила о старшем лейтенанте милиции Андрее Яичко, школьном дружке ее сына, и решила завтра же обратиться к нему.

- А вы уверены, что ваше, а теперь уже и мое вмешательство в чью-то жизнь так уж необходимо?