Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Владетель Сансерра Иоанн, был малолетен, и делами заправлял в качестве опекуна Гонора де Брей, граф де Фонтен (cle Fontaines). То был человек ловкий и хитрый, придворный в истинном смысле этого слова, обладавший искусством пленять людей, втираться к ним в доверие своим обхождением и любезностью. Приближенный Карла IX, его любимец, он сумел завладеть им и пользоваться в своих видах. Как истый придворный он верил лишь в одну силу дипломатии; по его мнению, достигнуть цели было возможно лишь хитростью и обманом. А эти стремления, эта любовь к переговорам, к мирному соглашению как нельзя более согласовались с видами короля, не желавшего прибегать к крутым мерам, к вооруженной силе в делах с гугенотами. Поэтому, когда после резни был выдвинут вопрос о Сансерре и Ла-Шатр стал требовать осады города, желая смыть с себя позор поражения, которое четыре года назад он потерпел под его стенами, предложение Фонтена — привести мирным путем горожан к подчинению — было принято, и король поручил Фонтену ведение дела[1036].

Стремления Фонтена вполне согласовались с видами буржуазии, и между обеими заинтересованными сторонами начались переговоры. Посол, прибывший со специальным поручением к Фонтену и просивший у него от имени горожан заступничества пред королем[1037], явился как нельзя более кстати, и Фонтен не замедлил воспользоваться удобным случаем. В Сансерр немедленно же был отправлен камердинер короля, Кадайле, сьер де Широн, лично привязанный к графам сансеррским, в доме которых он получил первоначальное воспитание[1038]. То был в высшей степени удачный выбор. Кадайле часто бывал в Сансерре и познакомился со многими из горожан[1039]. При том настроении, какое существовало в городе, при его связях, ему нетрудно было повести дело успешно. Указывая на необходимость заявить полную преданность воле монарха, он представлял беглецов как опасный элемент, могущий повести к вредным для города последствиям, он, в сущности, высказывал лишь то, в чем были убеждены буржуа, но это еще более увеличивало силу влияния Кадайле. Его предложение — отправить к королю новое посольство — встречено было сочувственно, и по настоянию буржуа город постановил отправить в Париж пять человек из числа лучших граждан и поручить им заявить королю о той преданности, какую питают к его особе жители города, и о желании их жить под охраною его эдиктов[1040]. «Мы готовы дать, — говорили горожане, — 100 человек в качестве заложников, если нам дозволят свободно исповедовать нашу религию»[1041]. Напрасно беглецы протестовали против отправления посольства, напрасно возбуждали горожан воспротивиться предложению «жирной буржуазии»[1042], — послы были выбраны и вместе с Кадайле отправились в Париж.

А между тем то сопротивление, какое беглецы оказали предложению, имело за себя веские аргументы. «Жирная буржуазия» вела себя в этом деле крайне двусмысленно и, можно думать, имела свои особые цели, отправляя посольство в столицу. Послам даны были инструкции за подписью лучших граждан, а они, между тем, явившись пред лицо короля и королевы матери, стали просить у них прощения городу за его прошлое поведение и предложили принять в город графа Фонтена с войском[1043]. То было превышением данных инструкций, но совершали ли его послы сами, собственною волею? Протестантские историки говорят, что послы были подкуплены или запуганы, но их уверение прямо противоречит тому факту, приводимому ими, что впоследствии на городском собрании оба предложения горячо поддерживали и послы и «жирная буржуазия»[1044]. Мы думаем, что просьба к королю была составлена в самом Сансерре с ведома и желания «жирных» буржуа, которые скрыли ее от горожан.

Предложение буржуазии было вполне согласно с желаниям Фонтена, и он решился тотчас же отправиться в Сансерр. Цель, к которой он стремился, достигалась вполне, а «жирная буржуазия» могла смело рассчитывать на то, что она избавится от опасной для нее роли. Кадайле был вновь отправлен в Сансерр: он должен был объявить горожанам монаршую волю и подготовить их к принятию Фонтена.