Печальный исход предприятия не был известен в городе. И городской совет, и жители вполне полагались на то, что Ла-Флеру удастся задуманное им дело, они надеялись, что помощь из южных провинций, вместе с усилиями войск города, даст им возможность освободиться от Ла-Шатра. Голод уже свирепствовал в городе, но надежда на лучшее будущее, на возможность победы заставляла заглушать все мучения… Пасторы, следуя постановлению консистории, употребляли все усилия, чтобы поддержать энергию в жителях. Ежедневно говорили они на проповеди, налагали посты, совершали торжественные службы, увещевали жителей являться ежедневно в пять часов вечера в храм св. Иоанна, «чтобы возносить мольбы Всевышнему, умолять его о милосердии и помощи». А городской совет принимал все возможные меры, чтобы прокармливать тех, которые валялись на улицах истощенные и обессиленные от голода. Составлены были списки всех бедняков, устраивались для них обеды. Это поддерживало дух жителей, но что значили эти обеды, какое подкрепление могли дать они? Мяса не было, о хлебе перестали и говорить, — приходилось прибегать к выдумкам, чтобы достать пищу. Настало время, когда не было вещи, которая не употреблялась бы в пищу. Шкуры с быков, лошадей, собак заменили мясо; из книг, бумаг варили кашу, и свечное сало служило к ней приправою; вместо хлеба стали употреблять траву, высохшие и выброшенные листы капусты. Да и это достать было трудно. Кожи продавались по такой дорогой цене, что фунт стоил 15 солидов, а целая кожа — около 30 ливров. Сады, где можно было достать траву, приходилось охранять целую ночь с оружием в руках, иначе грозила опасность полного истребления травы. Правда, вне города были виноградники и сады, стояли поля, засеянные хлебом; но жителям трудно было воспользоваться этим: католики зорко следили за городом, и едва только показывался кто-либо вне городских стен, как раздавались выстрелы, и немало людей погибло от руки католиков. Да и то немногое, что удавалось счастливцам приносить в город, продавалось по слишком высокой цене. Беднякам приходилось питаться, чем Бог послал. Не только ядовитые травы, уложившие немалое их число в могилу, служили пищею, — все, что валялось на улицах, все то, чем не полакомились бы и собаки, подбиралось: кожи с барабанов, копыта, рога, истолченные в муку скорлупы орехов, помет животных, сбруя, ремешки, связывавшие ключи еще при прадедах и употребляемые для повозок и в виноградниках, — все это варилось, жарилось и пожиралось голодными защитниками Сансерра. И они мало походили теперь на людей: по улицам бродили скелеты, иссохшие мумии, казалось, весь город превратился в царство мертвецов, поднявшихся из гробов. И все это слонялось по городу, отыскивая себе пищу, поднимая сор, когда-то выброшенный из домов. На улицах и в домах происходили ужасающие сцены, разыгрывались страшные драмы. Матери потеряли молоко, и им нечем было кормить своих детей, которые умирали пред их же глазами. Во всем городе только и слышались крики: «Мы умираем, умираем от голода». «Дайте нам, — кричали эти полумертвые, лежа на улице, — дайте нам кусок хлеба из отрубей, и мы оживем!» Матери не находили слов утешения для своих детей. «Бедное дитя мое, наступит скоро и твоя очередь, и ты отправишься вслед за другими!» Взрослые едва передвигали ноги. Нечего было и думать протянуть ног, улечься: страшная, невыносимая боль начиналась во всем теле. Не все были в состоянии переносить страдания. Нашлись такие, которые решились бежать в лагерь католиков; но они были все убиты; нашелся и отец, пожравший труп собственного ребенка, но он жестоко поплатился за это: его сожгли живьем на городской площади. Смертность усилилась в страшных размерах. На улицах и в домах валялись трупы. Пасторам приходилось совершать погребение каждый день. В течение 6 недель умерло более 500 человек, и около двухсот были близки к смерти. Были дни, когда за раз закапывали в землю человек по тридцати.
То была медленная агония смерти, от которой спастись не было возможности. Ничтожный запас припасов, сбереженный для солдат, истощался, и уделить что-либо бедным — значило лишить город гарнизона. Тогда городской совет решился на крайнюю и жестокую меру: он распорядился прогнать из города часть бедняков. Несчастные сопротивлялись, — их силою заставили выйти из города, а католики прогнали их из лагеря, и все они погибли от голода. В одной хижине солдаты, отправившиеся для фуражировки, нашли трупы мужчины и женщины и двоих детей едва живых… Но и это средство не помогло: голод и неразлучный спутник его смертность, увеличивались все более и более.