Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Но то было лишь началом новых бедствий. Разве мог Ла-Шатр простить жителям Сансерра их упорное сопротивление, погибель значительного числа своих солдат? Чувство мщения слишком глубоко запало в его душу, чтобы он согласился мирно покончить борьбу. Правда, он обходился ласково с гугенотами, но то была необходимость: такова была воля короля. Действовать прямо и решительно не было возможности, но кто помешает действовать скрытно? И Ла-Шатр действовал именно таким образом и ждал случая, отыскивал средства, чтобы удовлетворить сове мщение. Отыскать средства было нетрудно: гугеноты остались в городе, а в городе было достаточное число солдат: привыкших слепо исполнять приказы начальника.

12 сентября, в девять часов вечера, солдаты явились в дом Жаунно, бывшего губернатора города, и объявили ему приказ Ла-Шатра немедленно явиться к нему. Жаунно повиновался, но не успел он отойти от своего дому и ста шагов, как провожатые потащили его в переулок и объявили ему, что он осужден и должен умереть. «Жаунно не испугало это решение, — рассказывает современник, — он попросил лишь дать ему время помолиться, испросить у Бога прощения грехов. Солдаты дозволили ему это, и Жаунно упал на колени и стал молиться. Его молитва была так горяча, что сами убийцы говорили, что они не слыхали, чтобы кто-либо мог лучше молить Бога»[1085]. Но молитва была кончена, убийцы бросились на свою жертву, и чрез несколько минут бездыханное тело Жаунно было брошено в колодец.

Ла-Шатр отрекся от участия в этом убийстве, но не думал начинать следствия, и убийцы остались без всякого наказания… Когда жена Жаунно, испуганная долгим отсутствием мужа, прибежала к Ла-Шатру, то получила от него холодный ответ, что муж ее, вероятно, бежал. Напрасны были ее мольбы, напрасно падала она на колени: ни ее рыдания, ни отчаяние не тронули Ла-Шатра, и он не хотел назначить следствия об исчезновении бывшего губернатора Сансерра[1086].

То был первый шаг — за ним последовали другие. Ла-Шатр удалился в Бурж и предоставил город во власть солдат. Несчастный город испил чашу страданий до дна. Страшный грабеж начался в городе. Бальи Буржа и капитан Дюрбуа, оставленные Ла-Шатром в городе в качестве главных начальников, сами приняли участие в грабеже и налагали громадные контрибуции на жителей. Вражда к ереси воскресла с новою силою, гугеноты были разогнаны, один пастор убит, и во Франции стало одной гугенотскою церковью меньше.

* * *

Таков был исход защиты Сансерра, предпринятой ввиду исключительно религиозных целей: ее защитники или ушли за границу (как, например, Лери) или были казнены и даже просто умерщвлены. То был единственный случай в истории кальвинистской партии после резни, когда целое население города решилось с оружием в руках отстаивать права своей религиозной совести, решилось перенесть всевозможные страдания, чтобы только достигнуть цели — упрочить за собою право свободно отправлять богослужение по своим обрядам. Успех не увенчал дело защитников Сансерра, и их оппозиция, чисто религиозная, не нашла поддержки в остальной Франции: богатая буржуазия Рошели продала Сансерр власти в вознаграждение за дарованные ей гарантии, несмотря на всю ту энергическую оппозицию, которую выказала партия «рьяных» и пасторы; а гугеноты юга были слишком заняты собственными делами, чтобы подать помощь Сансерру. Обстоятельства складывались так, что влекли партии не к одной лишь защите религиозных прав, и только там, где политические интересы, политические тенденции преобладали, там и была надежда найти опору и поддержку, вести с успехом борьбу с центральною властью.

В Рошели и на юге борьба, поднятая гугенотами, имела именно этот характер. Партия «рьяных» и пасторы прямо заявили это в своем манифесте, который они адресовали королю: мы согласны покориться власти, — говорили они, — лишь тогда, когда за всеми городами, и, в частности, за Рошелью, будут утверждены все их права, привилегии и вольности. На юге знать возбуждала борьбу, проповедуя о той опасности, которая грозит правам ее и городов, объявляя, что король нарушил свои обязательства по отношению к вассалам, и вассалы считают себя независимыми от него; как и Рошель, она начала борьбу с властью, побуждаемая интересами не только религиозными, но и политическими.