Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Никто, может быть, не был в то время более способен, чем Готоман, написать апологию дворянских прав, апологию в защиту борьбы с центральною властью, выставить прошедшее светлым идеалом для будущего, радикальным лекарством против современных зол; ни к кому не могла отнестись с большим доверием, с большею приязнью партия, публицистом которой Готоман сделался еще во времена господства кардинала Лотарингского, ненавистную личность которого он обрисовал такими яркими красками в своем «Послании к тигру Франции». В нем соединялись все те условия и качества, которые необходимы для создания репутации: его громадная эрудиция и его слава как знаменитого ученого, его пылкий, горячий нрав и его гибкий и саркастический ум, его перо, наносившее уже не раз страшные удары врагам, и его слог, в котором, несмотря на чуждые формы языка (он писал по-латыни), проглядывает на каждом шагу личность автора, его настроение и чувства со всеми их оттенками и переходами, наконец, его способность подмечать слабые стороны врага и выставить их в смешном, даже до преувеличения, виде, и его никого и ничего не щадящая насмешка, — все это давало ему возможность с гораздо большею силою, чем кому-либо другому, произвесть впечатление на умы, привлечь к себе внимание. Он был живой человек, человек чувства и деятельности, искренно и горячо преданный своим убеждениям; книга, сухая ученость не успели, да и не могли задушить в нем его порывов. Правда, эти качества, как это бывает всегда, вызывали у одних страшную ненависть: его памфлеты подымали не раз на ноги весь состав тогдашней полиции, и Брантом говорил, что «если бы галантный автор («Тигра») был пойман, то, хотя бы он обладал тысячью жизней, он бы все их потерял»; но зато у других он пользовался сильною привязанностью и уважением. С другой стороны, он был сыном своего века, обладал качествами, или, вернее, приемами, которые, так сказать, прилаживали его к потребностям его времени. В борьбе с противником он не затруднялся прибегать ко всяким средствам: компрометирующие слухи, гиперболическое, часто уродливое изображение личности, запугивание ужасами, которых можно ожидать от известных лиц или известной партии, — ко всему этому прибегал он, чтобы поразить, уничтожить соперника, подорвать к нему уважение и доверие. Так поступил он с кардиналом Лотарингским, с Карлом IX и Екатериною Медичи, так же, если еще не более беспощадным образом, поступал и со своими противниками, Балдуином и Папирием Масоном, написавшими возражения на его книгу «Francogallia». Современники говорили о нем, что он человек «немного легкомысленный, немного нескромный» («un peu léger, un peu indiscret»), что он собирает «без разбора очень мало обоснованные факты» («sans examen des fruits très peu fondés»)[1199], и говорили правду: Готоман действительно обладал этими качествами. Человек крайне раздражительный и пылкий, вечно ищущий сильных ощущений и борьбы, он рожден был для такой эпохи, какова была эпоха религиозных войн, а в такие эпохи качества, выставляемые в виде укора, недоброжелателям Готомана открывают широкий путь… В эпоху, когда гугеноты не задумывались выдавать за непреложную истину, что Екатерина Медичи производит кесарево сечение над гугенотскими женами с целью истребления еретиков, а католики приравнивали ночные собрания гугенотов к саббатам ведьм и выдумывали на кальвинистов всевозможные ужасы и безобразия, когда, как это всегда случается во времена сильной и упорной борьбы общественных элементов, дискредитировать в глазах общества известную личность, известное направление мысли или деятельности — составляет половину успеха, когда публицисты беззастенчиво лгут и дурачат публику, а лица, власть имеющие, подражают им, кто в глазах известной части общества пользуется наибольшим доверием, чьи произведения больше всего читают, как не таких людей, как Готоман?