Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Эти причины были им открыты благодаря изучению прошедшей истории страны: усиление королевской власти, а, главное, усиление и возвышение того класса лиц, которые захватили в свои руки влияние на дела, заняли все важнейшие должности в государстве, которые отстранили знать, погубили свободу — вот где корень зла, вот что должно подвергнуть радикальной реформе.

Эти лица впервые появились на сцену в правление наследников Гуго Капета, и вот уже триста лет, как они так усилились, что не только уничтожили власть Генеральных штатов, они уравнялись во власти с принцами крови, даже с королями и образовали царство адвокатов или просто крючкотворов[1210]. Влияние их стало громадно и с каждым годом увеличивалось все более и более. Более трети всех жителей городов предалось исключительно занятиям судебными делами, увлеклось жалобами, ведет процессы, сочиняет клеветы, изводит бумагу. Достаточно прожить в Париже три дня, чтобы убедиться в этом[1211]. Судебных мест развелась бездна: мало того, что существует восемь постоянных парламентов, члены которых сделались чем-то вроде сатрапов, — везде установлены мелкие сатрапии, земские суды, усиливающие еще более заразу, распространяющие грабежи и вымогательства, так хорошо знакомые дворянству[1212].

Такое усиление значения и власти парламентов и других судебных мест было простою узурпациею, которой сильно покровительствовали короли. Они стремились ослабить влияние тех собраний, которые носили по праву название Парламента, присвоили это название нескольким советникам, расширили их права, увеличили прерогативы: ни один эдикт королевский не мог быть обнародован без согласия Парламента, ни один чиновник не получил бы какое бы то ни было место без их утверждения[1213]. Королям было не трудно достигнуть желаемого: французы тогда только что начали знакомиться с римским и каноническим правом[1214], и явилось немало лиц, проникнувшихся идеями этого права, готовых поддерживать власть. Эти личности выдвинулись теперь на первый план, благодаря покровительству Филиппа Красивого и других королей[1215]. Но зато, параллельно усилению этих лиц, усилению и возвышению парламентов, шло унижение знати, уменьшение ее влияния: Генеральные штаты оттеснялись все более и более на второй план, теряли прежний авторитет, прежнее значение. Торжество «софистической юриспруденции» становилось все большим и большим, и она радикально изменяла старые порядки: изменились формы суда, уничтожилась прежняя простота и краткость процессов, расплодилась целая ватага (turba) толкователей закона, увеличилось число лиц судебного ведомства, места для которых щедро создавались королями, нашедшими в этом богатый источник доходов[1216]. Результаты такого преобладания «адвокатов» и «крючков» были крайне плачевны: продажность, взяточничество, вымогательства сделались обычным явлением, и они уронили честь Франции в глазах иностранцев, осквернили ее[1217]. Триста лет тому назад французы не знали, что такое жалоба, заботились об «общем благе» (bien public), заседая на Генеральных штатах, а теперь все занялись процессами в этом «царстве адвокатов и процесса».

Зато нет дворянина, нет аббата, нет епископа, нет купца, которые не были бы разорены[1218], зато страдает бедный народ[1219].

Картина состояния Франции, ее унижения, благодаря юристам была нарисована даровитою рукою. Но в ней скрыта одна черта, которая составляет важнейшую часть картины, фон ее. Откуда, из какого сословия выходили все эти адвокаты, «крючки», эти деятели юриспруденции, деятели de la chicanerie?