Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Это терпение истощалось еще и прежде. Покровительство двора и знати, ревность к вере и крайняя нетерпимость уже создали это «неистовство». На юге и на севере еще с 1561 г. началось «дело очищения» церкви от зла, и католические церкви лишились своих украшений. «Ханжа, папист!» («Cafard, papiste!») уже стало раздаваться в городах, и страх обуял души католических священников. Но тогда еще не все были согласны с таким образом действий, не все одобряли его. «Я больше всего боюсь своих, а не противников», — говорил Беза и старался ослабить ревность «верных»[446].

Но вот разнеслась по всей Франции весть, что «слуги истины» зверски истреблены в Васси, что Гизы в Париже, что король в руках ненавистных папистов, что гугеноты изгнаны из Парижа, что повсюду начались гонения, и смерть грозила верным.

То был решительный удар, нанесенный надеждам гугенотских пасторов. Их посольство, отправленное в Монсо к королеве-матери с требованием не допускать вступления Гиза в Париж, потерпело полнейшую неудачу, и им оставалось лишь рассчитывать на себя, на свои собственные силы. Торжество Гизов, захват ими в свои руки власти, грозили возвращением ко временам шатобрианского эдикта или амбуазских казней, и гугеноты должны были начать деятельность иного рода. У них были силы: церковь ввела в их среду прочную организацию, дала энергических ораторов, а остановки за ясной и определенной формулировкой вопроса об отношениях к правительству, нарушившему январский эдикт и права совести, не было, потому, что она была уже сделана. «Король не имеет никакой власти над нашею совестью. Он сам находится под страхом осуждения и, как мы, обязан повиноваться Богу»[447], — вот что провозгласили гугеноты и стали доказывать, что вооруженная борьба в защиту прав совести вполне дозволительна при тех обстоятельствах, в каких находится дело религии.

«Кроткие служители Бога были подвергнуты всевозможным оскорблениям, их тела были отданы на съедение земным зверям». Так писал один из публицистов гугенотской партии, заключая рассказ свой о резне в Васси[448]. «Но, — прибавляет он, — никогда еще провозглашение закона так не взволновало земли, как взволновала ее теперь проповедь евангелия, которое есть смерть для всех тех, кого сатана опутал сетями своими, и жизнь для тех, кто отрицается от всякие скверны и похоти мирские и живет в ожидании славы Божией»[449]. Это ожидание имело недавно все шансы на успех, а теперь было подорвано в самом корне. Волнение существовало, оно было вызвано давно, организовалось под сильным влиянием религиозного настроения и пасторов, проповеди которых глубоко западали в душу — и теперь проявилось в новой форме. Стремление к установлению царства Божия на земле стало поддерживаться оружием, и во Франции началась религиозная война.

Колебания и неопределенность стремлений у представителей политической реакции уравновешивались силою и энергиею религиозного чувства, влиянием и решимостью пасторов, и вскоре партия была организована, все протестантские силы призваны на защиту религии и соединены в одну общую ассоциацию для «сохранения славы Божией, спокойствия государства и свободы короля, под управлением королевы-матери»[450]. То была ассоциация, составленная с чисто религиозною целью, предоставлявшая пасторам значительную долю влияния на дела. Гугенотов воодушевляло религиозное чувство, для него шли они теперь класть свои головы на поле брани. «Мы клянемся, — так писали они, — и обещаем перед Богом и ангелами его держаться всегда наготове, являться по первому призыву Конде и служить ему до последнего издыхания»[451]. А Конде являлся в их глазах их вождем и защитником великого дела. Он наряду со всеми протестовал, что не вносит в этот «священный союз» (Saincte alliance) ни личной страсти, ни внимания к собственной личности, богатствами почестям, что цель его, как и его сподвижников, одна — защищать дело религии порядка. Что это действительно так, доказательством тому служит то, что «мы клянемся не терпеть в своей среде нарушений заповедей Божиих, как-то: идолопоклонства, божьбы, суеверий, разврата, грабежа, а также уничтожения икон и разграбления храмов по частной инициативе»[452]. И чтобы обратить эту клятву в истину, они уверяли, что допустят в свою среду лучших пасторов, которые бы обучали солдат армии, ведущей «священную войну» (bellum Sacrum), религии и которым они обязывались оказывать все должное им повиновение[453].

То не были лицемерные заверения: громадное большинство давало клятву вполне искренно, и слово и дело сходилось у него. Недаром современники называли эту борьбу «священною войною». Вызванная резнею в Васси, она была результатом религиозного фанатизма, и лица, поднявшие оружие, лишь за малыми исключениями, подняли его в защиту религии, с целью ее установления, ее исключительного господства в государстве[454].