Это говорила миссис Ван-Вик, подруга миссис Картер по колледжу. Джейн разобрала мягкий протест миссис Картер (как можно делать такие обобщения?), а потом подруга начала рассказывать историю о семье из своего дома. Они жили на десятом этаже, где объединили две квартиры, так что могли наслаждаться видами с трех сторон – муж был специалистом по недвижимости, жена врачом, и они купались в деньгах. Их няня, филиппинка, жила с ними шесть лет, помогая растить двух мальчиков. Соседка часто рассказывала миссис Ван-Вик истории о муже няни, отъявленном бездельнике, и об оставленных на Филиппинах детях, которых ей приходилось содержать. Соседка миссис Ван-Вик считала няню членом семьи, предоставляла ей почти четыре недели оплачиваемого отпуска в год, давала щедрые премии на день рождения и Рождество. Поэтому, когда одна из дочерей няни заболела стафилококковой инфекцией, которая началась с ранки на ноге, но продолжала распространяться, соседка миссис Ван-Вик первой велела няне вернуться домой, где та срочно понадобилась. Она сама купила ей билет на самолет до Филиппин, настояла на том, чтобы оплатить больничные счета, и не стала жаловаться, когда через несколько недель няня обратилась с просьбой отложить ее возвращение в Америку.
Оказалось, няня лгала. Уборщица вывела ее на чистую воду, и няня со слезами на глазах во всем призналась. У дочери действительно была стафилококковая инфекция, но она не была опасна для жизни. Няня вернулась на Филиппины, так как дочь собиралась выйти замуж за дурного человека, игрока и бездельника, а потому она отправилась ее вразумлять. Оказавшись дома, няня увязла в разных бедах, преследующих других детей и их семьи. Няня обещала вернуть до цента деньги, которые хозяйка дала ей на лечение (она их не потратила, она не воровка). Несчастная обещала, что ничего подобного больше не повторится.
Джейн стояла с грязной щеткой в руке, ожидая ответа миссис Картер.
– Мать всегда говорила: нужно менять прислугу каждые несколько лет, иначе отношения с ней становятся слишком панибратскими, – сказала наконец миссис Картер, и сердце Джейн сжалось. – Думаю, она была права.
– О, я могла бы рассказать дюжину других историй, – ответила миссис Ван-Вик. – Пропавшие драгоценности, наличные, «смерть» в семье и просьбы дать денег на фальшивые похороны…
– В каком-то смысле их нельзя винить. Им наша жизнь кажется такой легкой, – заметила миссис Картер.
– Вот именно поэтому им и нельзя
Джейн делает вид, что выслушивает причитания обеспокоенной Делии, но на самом деле наблюдает за Рейган и Лайзой. Нарушители спокойствия, так назвала их госпожа Ю во время второго допроса. Привилегированные хосты, готовые заварить кашу, но не стремящиеся ее расхлебывать. Госпожа Ю серьезно спросила Джейн: она действительно хочет рискнуть всем ради друзей, которые не вспомнят ее имени, когда вернутся в реальную жизнь?
Она права. Джейн не может больше рисковать.
– Лайза толстеет, – отмечает Делия, с хихиканьем разрезая цыпленка. – Ты рада?
Джейн не отвечает. После нескольких дней приставаний к Джейн с просьбами «рассказать о своих проблемах» Делия теперь довольствуется случайными ехидными замечаниями о бывших подругах Джейн. Она предполагает, что та их ненавидит. Что бы ни случилось, в этом виноваты Рейган и Лайза.
Но нет ничего более далекого от истины. Джейн винит только себя.
Конечно, госпожа Ю не хотела ей зла. Она просто делает свою работу. И Лайза виновна лишь в том, что позволила страсти овладеть ею. Как может Джейн сердиться на нее, когда и она некогда испытывала такую же страсть к Билли? Когда из-за нее она тоже сделала глупый выбор? Джейн вспоминает, как тайком выбиралась из дома в Лос-Анджелесе, подальше от запаха жареной рыбы и антисептика, подальше от краснолицых американских бойфрендов матери, которые являлись к завтраку в семейных трусах и пялились на грудь Джейн, пока она ела кукурузные хлопья перед школой. Даже когда мать плакала на кухне из-за разбитого в очередной раз сердца, Джейн могла думать только о Билли. Когда он предложил поехать с ним в Нью-Йорк, она не колебалась.
И, конечно, Джейн не винит Рейган. Порвать с ней оказалось самым трудным. В течение нескольких недель дружбы у них вошло в привычку разговаривать по ночам, порой часами. Иногда Рейган рассказывала о своей семье: как умен ее брат, какую престижную работу он получил сразу после колледжа. (Рейган знала это от отца, они с братом не поддерживали связь.) Как ее мать заполняла детскую Рейган акварелями на сюжеты из любимых сказок дочери – мать была так талантлива, что могла нарисовать все на свете.
Мать теперь помнит только имя отца. Рейган думает, что он тщеславно гордится этим, считая доказательством ее любви и своей значимости.
Однажды вечером Рейган рассказала Джейн, как порывалась пройти тест на наличие гена деменции. Сама мать и брат отказались принять участие в подобном исследовании. Что сделала бы Рейган, если бы новости оказались плохими? Означало бы это, что она никогда не сможет – не должна – иметь ребенка?