В комнате почти совсем темно. Свет, проникающий из коридора, освещает Хулио, который неподвижно опирается на массажный стол. Он в агонии. Ухватился за металлические края стола так, словно цепляется за жизнь.
Сердечный приступ!
Нанай умерла от сердечного приступа. Упала замертво под дождем.
– Хулио! – кричит Джейн в панике, хотя из ее рта доносится лишь хриплый шепот.
И тут она видит Лайзу. Та сидит на корточках возле Хулио, спрятав лицо между его ног. Она почти пожирает его, упиваясь мужской плотью яростными, голодными толчками.
Хулио открывает глаза и, щурясь на свет, глядит в сторону Джейн, однако Лайза этого не замечает. Она продолжает свое занятие, пока Хулио не кладет руку ей на голову, чтобы остановить.
– Джейн? – спрашивает Лайза, но та уже отвернулась и уходит.
Ей кажется, что Лайза снова ее зовет, но в этом трудно убедиться, потому что теперь Джейн бежит, и стук ее туфель по деревянному полу оглушителен.
Джейн минует Делию и еще одну хосту. Те смотрят на нее странно, как будто она призрак. Джейн бежит мимо координатора, которая смеется, разговаривая в коридоре с госпожой Ханной. Они замолкают и окликают ее, задают вопросы, на которые она не может ответить, потому что бежит вперед, мимо столовой, мимо группы девушек, возвратившихся после прогулки с раскрасневшимися щеками, оставляющих на полу грязные следы.
– Джейн? – спрашивает Рейган, стоя перед ней с книгой в руках и глядя на соседку с беспокойством, словно у той что-то не так, как будто Джейн в беде.
Но с ней все в порядке.
– Не сейчас, – заявляет Джейн и бежит еще быстрей.
Она останавливается только тогда, когда видит перед собой Ив, помощницу госпожи Ю, сидящую за письменным столом. Та печатает что-то на ноутбуке, но поднимает голову, услышав топот ног Джейн. На фоне ее темной кожи загорается белозубая улыбка, но тут же гаснет.
– Мне нужно видеть госпожу Ю, – задыхаясь, произносит Джейн.
Она наклоняется, упирается руками в колени и тяжело дышит.
– По поводу чего? – спрашивает Ив.
Ее голос спокоен, однако брови нахмурены.
– По поводу всего.
Ата
Ата заканчивает прилаживать слинг к плечам и смотрит на Амалию, которая сидит в коляске, почесывая прорезывающиеся зубки об игрушечного осьминога.
– Готова, Мали?
По правде сказать, Амалия стала слишком большой, чтобы ее носить на себе.
Но она уже ползает, и ее нельзя отпустить в доме Эрреры. Доставляя туда еду для званых обедов, Ата видела, что столы буквально завалены хрупкими сокровищами – китайскими вазами с синим рисунком, изящными резными статуэтками святых, тонкими чашами из ракушек, наполненными розовыми и белыми камнями с Боракая[75], где семья Эррера купила дом под сдачу богатым туристам.
И фотографии. Они покрывают каждый дюйм дома Эрреры, и все они оправлены серебром или золотом. Только на рояле их целая дюжина – доктор и миссис Эррера на вечеринках, иногда в традиционных филиппинских нарядах, доктор Эррера со своими знаменитыми пациентами (спортсмены, которых Ата не знает). Рядом, почти во всю стену, висит огромная фотография семьи, восседающей на расставленных в гостиной причудливых бело-золотых стульях. Доктор Эррера и оба мальчика одеты в смокинги, миссис Эррера и ее дочь в вечерних платьях. Ата сразу представила себе, как Амалия подползает к этому чуду, привлеченная изумрудно-зеленой туфлей миссис Эрреры, и трогает ее липкими пальцами.
Ата вынимает Амалию из коляски и сажает в кенгуру, не обращая внимания на жалобные вопли.
– Да, Мали, она слишком мала. Но это ненадолго.
Ата поднимается по каменным ступенькам, ведущим к входной двери, и оборачивается, чтобы взглянуть на коляску. Она увезла ее с дорожки, прорезающей аккуратную лужайку перед домом Эрреры, и поставила на траву. Не возьмет ли ее кто-нибудь?
Она оглядывает тихую улицу. Снаружи никого нет – возможно, оттого, что посторонних сюда не пускают. Она знает это, так как несколько недель назад, в утро свадьбы их дочери, новый бойфренд Энджел, американец с редеющими волосами, пилот «Дельты», предложил отвезти Ату с
«Как улица может быть частной?» – негодовала Энджел.
Но Ате понравилось, что филиппинская семья живет на самом большом участке на частной улице.
Ата подходит к двери дома, поднимает латунный молоток и с глухим стуком опускает его. Когда никто не отвечает, она нажимает кнопку звонка. Из дома доносятся шаги. Ата «надевает» улыбку.
Дверь открывает сын доктора, ученик средней школы. На нем ярко-синие наушники и рваные джинсы, приспущенные так низко, что его нижнее белье торчит, как у черных.
– Здарова, Эвелин.