— Да, но ты же знаешь, какая она! Без неё дышать будет легче! Сколько зла она сделала — не только мне, а, наверное, всему селу.
Машка не думала ни секунды:
— Дышать без неё будет легче — это точно. Но, во-первых, выяснили бы, что Боргез её убил — наверняка бы признали его бешеным и потребовали уничтожить. И потом, таких сволочей, не убивать надо, а судить.
— Тю-ю-ю…
— Сказать, почему?
— Ну скажи.
Мы остановились посреди улицы, пустой из-за того, что день был рабочий. Машка заговорила медленнее и видно было, что такие вещи ей трудно говорить:
— Понимаешь, умирать не страшно. Я, когда пробовала, помню: это провал в темноту и всё… Я же вовсе не из-за дурацких психологов второй раз не пробовала. Они меня гипнозом лечили… Ха! Просто я поняла, что умереть можно всегда, тут не опоздаешь. Это как дверь, которая закрыта, но не заперта — можно выйти в любой момент. И выходить не страшно. Плохо только, если тебе мешают. Промывают желудок и всё такое… Так что, понимаешь, смерть — не наказание. Особенно для сволочей.
— Ну и что с ними тогда делать? Пытать?
— Не знаю. Но не убивать самой.
Я поняла, что Машка твёрдо убеждена в своём. Конечно, ей лучше знать, что такое смерть, я же не пыталась самоубиваться и никто меня не убивал… То есть пока не убивал — я представила Завра, его огромные руки, толстые пальцы с маленькими коротко постриженными ногтями… Пришлось даже потрясти головой, чтобы прогнать это воспоминание.
Но если сволочь не удаётся поймать и судить, так что же, она будет ходить по земле, жить и радоваться?
В субботу мы снова сбежали с уроков. По выходным на базарчике возле дороги народу больше всего, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнит. Но неудачи продолжались. Нас, конечно, знакомые угостили крупным тёмно-фиолетовым виноградом «Кардинал», собранным в плотные кисти и нежными, продолговатыми, прозрачно-зелёными «Дамскими пальчиками», густо-красными чуть сплюснутыми яблоками сорта «Джонотан» — мои любимые «Рэд Делишиес» в этом году не удались, поздний майский заморозок погубил цветы. Но — и всё. Мы не узнали ничего нового, вдобавок когда мы возвращались в школу у самого входа нас поймала классная:
— Здравствуйте, девочки, а не поздно собрались на уроки?
— Здрасьте, Тамара Степановна… А мы только ненадолго вышли, — на ходу сочиняла я, — вот Маше стало плохо, голова закружилась…
Классная иронично осведомилась, почему это «плохость» нападает на нас регулярно — сначала на физкультуре и уроках труда, потом на алгебре с геометрией, потом на украинском языке и географии? Видно, следующие на очереди история и русский язык?
Надо же, кто-то ей доложил!
— Пора, наверное, в школу Владимира Борисовича вызывать. Или Ольгу Николаевну.
Это было бы ужасно! Я стала просить:
— Ну Тамара Степановна, ну не надо, пожалуйста, ну мы последний раз…
Классная улыбнулась:
— Последний раз Маше делается плохо?
— Ага, — я смотрела на неё с надеждой, а Машка, нет, чтобы подыграть, сказать что-нибудь, стояла совершенно безразличная.
Бац! По глазам ударила белая вспышка. Я заморгала, передо мной по школьному двору выложенному плиткой и пирамидальным тополям поплыли чёрные пятна, которые всегда появляются, если посмотришь на солнце или на огонь элекросварки..
— Николай Павлович, — классная рассердилась, но не очень сильно, — разве так можно? Надо же предупреждать, к тому же, зачем днём вспышка? Ведь светло.
На груди у физика висел «Зенит» с огромным объективом и коробочкой фотовспышки сверху.
— У меня плёнка старая, пришлось включить, иначе ничего не вышло бы. Ну а предупреждение мизансцену бы разрушило, всю непринуждённость испортило. А так — живой эпизод из жизни школы.
Классная улыбнулась:
— Возвращение блудных девиц…
— Мы не блудные! — возмутилась я
— Надо читать Библию, Света… Ну ладно, прощаю вас, но чтобы это было в последний раз. И прощаю только потому, что двоек у вас обеих пока нет.
Я хотела сказать, что конечно, в последний раз, но мы никакие не блудные и не надо нам читать Библию, но Машка наконец ожила, дёрнула меня за куртку и ответила классной нежным таким голоском:
— Честное слово, Тамара Степановна, ничего такого не повторится.
Классная вошла в школу, а я попросила физика:
— Николай Палыч, вы не печатайте эту фотографию, пожалуста…
— Да не бойся ты, не будет видно на снимке, что вы прогульщицы и никаких ехидных подписей никто делать не станет. Я просто собираю снимки из школьной жизни, для себя, а вы так хорошо стояли…
— Нет, я не боюсь. Просто я на плёнке так плохо всегда получаюсь… Не делайте фотографию, хорошо?
Физик усмехнулся:
— Если насчёт конопушек переживаешь — не стоит.
Не думала, что так заметно! Ну да, эти веснушищи только слепой не заметит и не поймёт…
— Твоих крапушек видно не будет.
Я уставилась на него во все глаза:
— К-как?! Я ж вполоборота стояла!
— Видишь, фильтр? — он приподнял фотоаппарат.
Действительно, объектив был какой-то необычный, жёлтоватый. Я сказала, что вижу. Физик объяснил: