Ферма кентавров

У ближних к реке домов под заборами росла мята. Я нарвала нежных верхушечек и начала жевать, морщась, но глотая горькую слюну. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь учуял, что я пила. Говорят, что физрук по перегару может даже марку вина определить.

Что же делать с тем, что сказал Олег? Никак не удавалось сосредоточиться и всё время вспоминалось не то, что говорил он о расследовании, а то, что обо мне: «всё классненькое — грудки, попка…» Я скосила глаза вниз, на свою грудь. Маленькая, конечно. Но Олег мужчина, ему лучше знать… Здорово!

Я развеселилась, потом подумала о том, может ли быть, что мы всё-таки копаем под Владимира Борисовича и решила: нет, не может.

Если бы Завр что-нибудь сделал, если он в чём-то виноват, то Владимир Борисович ничего об этом не знает. Не такой человек наш тренер, чтобы скрывать преступления!

Потом сделалось жалко пропавшей ясности и ощущения вершины, и я решила, что никогда больше не буду пить. Ни вино, ни водку, ни даже пиво. Ведь после того, как выпьешь, становится просто невозможно думать.

…Казалось, что прошло очень много времени, но я успела вернуться в школу к началу четвёртого урока.

* * *

Боргеза я седлала с лёгким опасением. Боялась — опущусь в седло — и не возникнет вчерашнего волшебного чувства. Но всё получилось, как надо.

Сегодня, после вчерашней большой нагрузки, мы работали только шагом. Если бы Владимир Борисович был дома, он отправил бы нас шагать в поле. А так пришлось мерить несчётными кругами конкурное поле, с которого вчера, как только мы отпрыгали, дядя Серёжа убрал препятствия.

С первых же движений Боргеза я наполнилась его ощущениями и даже почувствовала, что воздух пахнет дождём. Для человеческого носа в нём не было ничего необычного, а в голове у Боргеза, когда он принюхивался, мелькнули смутные образы водяных струй, хлещущих по спине и бьющих по глазам, раскисшей глины на склоне горы, пузырящихся луж. Собственно, «в голове у Боргеза» — неточно сказано. Увидела и почувствовала образы и запахи я, но чётко сознавала, что принюхивался мой золотой конь.

Это новое состояние было похоже на то, как если бы мне дали в руки рыцарский меч и сказали: «Сражайся!» И, шагая по изрытому ко пытами конкурному полю — нету тренера и конюха ленятся запрячь Рубина в борону и разровнять грунт после прыжков! — я примерялась к новым чувствам, потихоньку сосредотачиваясь на ощущениях Боргеза. Значило это, что больше и больше я становилась лошадью, было это как путешествие в знакомую по книгам интересную страну, и вдруг мне стало понятно, как хороша и грациозна костлявая высокая Виннифред, и почувствовалось, что пахнет от неё просто восхитительно…

Мы подошли поближе, чтобы хорошенько разнюхать все запаховые оттенки, а красавица вдруг взвизгнула и ударила нас и я, очнувшись, услышала разъярённый Анин голос:

— Дебилка! Задрыхла, что ли? Куда прёшь?!

Ощущение было такое, словно меня разбудили — контакт с Боргезом порвался.

Я с ужасом сообразила, что произошло. Оказывается, я полностью подчинилась чувствам молодого жеребца и мы отправились знакомиться поближе с Виннифред, которую водила в поводу Аня. Поскольку голштинка не была в охоте, она поступила так, как всегда реагируют кобылы на любопытство жеребцов — мы получили копытом в бок. Кстати, я никак не могла понять, кто именно принял удар — у Боргеза болели рёбра, но ведь у меня тоже! Надо будет проверить, у кого потом появится синяк…

Аня продолжала ругаться. Может быть, я бы обиделась, если бы не о чем было больше думать — а может быть, и нет.

Дело в том, что во время показухи перед иностранцем, она перегрузила не только Хаганку. Лошади голштинской породы, крупные и прыгучие, растут дольше и медленней, чем чистокровные верховые, будённовские и украинские. Они вымахивают вверх, а развитие мышц за ростом костей не успевает. Поэтому Владимир Борисович ставил Аниной голштинке Виннифред препятствия ниже, чем нашим. Но Аня, чтобы выпендриться перед Костиком и покупателем, вчера не сказала об этом, прыгала то же, что и мы. Результат оказался налицо — у Винни сегодня явно болели плечи, принимавшие на себя всю тяжесть тела во время приземления — она двигалась скованно, короткими шагами. Аня с самого утра, когда обнаружилось это, была ужасно расстроена, и, хоть сама она была виновата, мне было жалко и её, и Виннифред. Поэтому — пусть орёт!

Я отъехала в сторону, потом вообще слезла, ослабила подпруги и решила попасти Боргеза на скудной траве у края конкурного поля.

Чтобы у кентавра всё было в порядке, надо сохранять равновесие между человеческим разумом и разумом лошади. Я позволила Боргезу… да что там позволила, сама нарушила равновесие в его сторону — и вот результат, мы схлопотали по рёбрам. Лошадь даёт тебе много возможностей, но ты, человек, должен охранять её от неприятностей, которые она может найти на свою конскую голову.