– Да ты что, нет конечно. Но я потом тебе расскажу обо всех расах, многие из которых кстати живут в Росином. Вообще этот поселок пятнадцать лет назад покидали в спешке все кто тут жил, но потом сюда вернулись все те, кто не нашел пристанище в другом месте.
– А из-за чего?
– Если честно, и сам не знаю. Об этом мой отец не любит говорить, ну а спросить у кого-то еще не могу.
С улицы раздался шум, словно поленница рассыпалась, Пирс выглянул за дверь и махнул мне рукой.
– Все, идем. Батя ушел.
Мальчишка завел меня в дом. В прихожей было почти пусто – только одинокий табурет стоял на трех ножках, прислоненный к стене. А вот в комнате… Я застыла посреди дома в изумлении, резко решив отказаться от предложенной еды.
Настолько скромно не жила даже я! А уж я-то считала, что мы с дедом были самыми бедными в деревне.
В доме Пирса было всего две крошечных комнатки – спальня, и кухня. В спальне, вход в которую был сразу из малюсенькой прихожей, не было даже пола. То есть совсем не было – голая земля, голые бревенчатые стены, у окна был сооружен топчан, напротив него, у другой стены – второй. Постельного белья не было, на топчанах лежали только замызганные матрасы.
Из спальни дверь вела на кухню, где на голой земле лежали никак не закрепленные не ошкуренные доски. У окна стояли стол и два стула, в углу большая печь. И все. Грязные стекла приглушали солнечный свет, не мыли их наверное, потому что не было даже простеньких занавесок.
Мне было стыдно. Стыдно за то, что я злилась на деда из-за нашего положения. За то, что я сбегала из дома, когда нечего было есть, а дед все время только спал. Он болел, но я этого не понимала. Стыдно за то, что я сбежала в университет и три года даже не вспоминала о деде.
– Мы живем скромно, – словно сквозь толщу воды услышала вздох Пирса. – Все деньги батя отдает за долг, чтобы дом не забрали.
– Почему? – рассеянно спросила я. Медленно скользнула взглядом по голым стенам и становилась на железной кастрюле без крышки, в которой и лежала вареная картошка. Мне и кусок в горло не полезет теперь.
– Люди говорят, что мы не местные.
– Из другого поселка? Королевства?
– Мира, – пожал плечами мальчишка. – Но я не помню момент переселения, а отец запретил об этом спрашивать. Я даже сам не знаю, кто я такой, но подозреваю, что точно не человек. Со мной поэтому никто не говорит. У бати есть друг, который ему помогает, дает работу, а меня… Короче, ты есть будешь?
Я снова взглянула на картошку. Поесть надо, иначе силы меня окончательно покинут. Пирс положил три картофелины на тарелку, поставил на стол и пригласил меня сесть. Себе налил воды, и тоже занял место за столом.
– Ты поэтому хотел встретить кого-то не отсюда? – я надкусила овощ, и зажмурилась от удовольствия. Желудок тут же заурчал, требуя еще.
– Да. Я четырнадцать лет живу в Молоте, но никогда еще не встречал никого из других миров. Да даже не слышал о них, что уж. Даже начал думать, что их вообще не существует, а все истории выдуманные. Но тут ты появилась, – мальчишка глянул на меня с надеждой. – Ты же меня не обманула, да?
– Если бы, – я доела картофелину. – Сама думаю, как теперь выживать.
– Домой хочешь?
– Если честно, то нет. У меня можно сказать, нет дома.
– Почему?
– Ну, чисто технически, само жилье есть, а вот делать там нечего. Два дня назад у меня было тринадцать гусей, на которых я собиралась заработать денег себе на зиму, чтобы купить дров и еды. Огород был, но очень маленький, поэтому на одних овощах не прожить.
– Что случилось то?
Я отпила воды из стакана Пирса. Чувствуя, что к глазам снова подступают слезы, собралась с силами и улыбнулась.
– Волки гусей сожрали. У меня были деньги, совсем немного, я на них купила Евлампия, – кивнула на клетку с притихшим гусенышем. – Думала, хоть с одной птицы начать все заново.
– Ну… начнешь все заново. В Молоте.
– Другого выхода нет, – фыркнула я. На тарелке оставалась последняя картофелина. Вот как, думала и кусок в горло не полезет, но не заметила как наелась. Мальчишка задумчиво смотрел в свой стакан с водой. Я же благодарила Вселенную за то, что он послал мне друга. Пусть совсем молоденького, но поговорить с кем-то по душам иногда важнее любой помощи. Не с Евлампием же говорить, в самом-то деле.
– Я придумал! – вскинулся Пирс. Лицо мальчишки сияло.
ГЛАВА 3
У меня картофелина застряла в горле. Обычно, когда кто-то говорит что-то вроде “Я придумал!”, то за этим следует безумный план.
– Ты же содержала птиц, так? А в наших краях ферма – это прибыльное дело!
– А животных бесплатно раздают? – скептически хмыкнула я.
– Нет, – мальчишка приуныл, и вновь задумчиво уставился на стакан. – Ты, наверное, теперь уйдешь в город на работу, да?
– Не знаю. Если другого выхода не будет. Мне нужно как-то жить, на что-то кормить Евлампия зимой. Летом травку пощиплет, а потом что?
– Суп, – Пирс кинул на клетку хитрый взгляд.
Евлампий загоготал, и забился об решетки. На этот раз я наблюдала за птицей более внимательно – создавалось ощущение, что гусеныш понимает смысл человеческой речи.
– Так магии у тебя, говоришь, точно нет?