Фермата

– Когда-то, в 1960-е годы, Сильвестров, Виталий Годзяцкий и другие представители так называемого киевского авангарда могли чувствовать себя продолжателями модерниста Лятошинского. В 1990–2000-х Виктория Полевая и Святослав Лунёв (о первой в Википедии сказано, что она относится к сакральному минимализму; и я, и, думаю, сама Виктория, мягко говоря, не очень любим это слово) продолжили традицию Сильвестрова, уже на тот момент глубоко постмодернистского, тихопесенного, а в 2000–2010-х Золтан Алмаши – Евгения Станковича (неоромантическая ветвь не без, кстати говоря, национального колорита; думаю, повлияло западноукраинское, горное происхождение обоих). Сергей Пилютиков и Александр Щетинский в 1990-х в Харькове чувствовали себя продолжателями сложного полифонического модерниста Валентина Бибика и уж точно что-то взяли у небезызвестного в России Эдисона Денисова. Пожалуй, на этом список продолжателей можно закончить, я других подобных примеров не знаю.

С ниспровергателями все проще (или мне так кажется?): киевский авангард отрицал опостылевший соцреализм, сакральные минималисты – не менее надоевший академический авангард, новые авангардисты Коломиец и Шмурак конца 2000-х и начала 2010-х – болото тогдашних Союза композиторов и композиторских кафедр. Тут, кажется, вполне общемировые тенденции – и, разумеется, в духе российской композиторской музыки. Отцы и дети, все дела.

Но вот если ты спросишь, кого продолжать или ниспровергать нынешним молодым украинским академическим композиторам, – я тебе не смогу ответить. Минкульт, Союз композиторов и консерваторские композиторские кафедры больше не определяют программу концертных залов (кроме, наверное, филармоний, и то не всех). Поэтому уже не так важно вытеснить стариков. Важнее, наверное, создавать новые форматы, запускать тренды, проводить громкие события. По-моему, в подобном процессе работает не традиционализм или «бросим Пушкина с парохода современности», а куда большая тонкость и чуткость по отношению к устоявшимся мифам и текущим мемам. Возможно, мне так кажется, потому что мне тридцать, а не двадцать или шестьдесят. А возможно, это слепок конкретного (нашего) времени, лет через десять-пятнадцать что-то сильно поменяется и в консерватории и филармонии зайдут будущие маленькие украинские Булезы (вариант: Вагнеры). Только вот сейчас в это очень слабо верится.

– Получается, у современной украинской музыки нет традиции, на которую она могла бы опереться, точнее, она вам совершенно не важна, а влияет на нее только скоротечная фестивальная мода, к которой ты сам относишься скорее пренебрежительно.

– Мне кажется, большинство современных композиторских фестивальных трендов стало возможным не столько из-за запросов общества – плевать общество хотело на маргинальную тусовку академических композиторов, – сколько из-за целенаправленной финансовой и организационной политики конкретных кураторов фестивалей.

Последнее поколение больших композиторов (о которых Владимир Мартынов говорит в интервью, что они хоть и всего на десять лет его старше, но как будто из другой эры) типа Пярта – Сильвестрова – Шнитке свое сказало, дальше лишь симпатичные, но маргинальные в медийном отношении фигуры – например, поляк Павел Шиманьский, чех Мартин Смолька; думаю, что в их странах их знают максимум два процента населения.

Какая обычному человеку, да даже и интересующемуся интеллектуалу, разница, кто сейчас в моде в такой-то стране в академической музыке? Мы что, слушаем Aphex Twin, потому что он ирландец, «АукцЫон» – потому что они русские и The Caretaker – потому что он британец? Абсурдна сама постановка вопроса. Скажем, мой любимый кинорежиссер (он, кстати, еще и электронный композитор) Квентин Дюпье – француз, но по его фильмам мы вряд ли можем это сказать. Я, смотря его фильмы, поначалу был абсолютно уверен, что он из Северной Америки.

Половина или больше талантливых молодых украинских композиторов уезжает в далекие края – Австрию, Германию, Голландию и даже Америку, и уж там им точно неважно, с какой национальной традицией они работают. Национальные границы играют роль лишь в крупных медийных проектах или, во всяком случае, политически ориентированных, а академическая композиторская музыка сейчас – дело очень узких кругов, им глубоко по барабану условности политических границ. Мир превращается в большую деревню. Хотя и не без обязательных утренних разговоров про погоду, то есть про Трампа.

– Есть какие-то влияния, которые для современной украинской музыки характерны, а для русской нет? Влияет ли на вас Польша, вообще Восточная Европа?