Фермуар последней фрейлины

Настя вспомнила последний звонок тети Дуси. Та тоже была чем-то озабочена и хотела с ней непременно поговорить. И тот разговор так и не состоялся…

Нет, нужно все же зайти к Трофимову…

Настя извинилась перед Верой Степановной и отправилась к реквизитору.

Проходя через смотровой балкончик, она почувствовала неприятный холодок и сосущую пустоту в желудке. Она вспомнила, как вчера на этом самом месте лежала, нелепо скорчившись, Евдокия Михайловна, как вокруг нее толпились служащие театра…

Эта картина навсегда отпечаталась в ее памяти.

Справившись с собой, Настя подошла к двери реквизитной, деликатно постучала в нее. Трофимов не отозвался.

Настя постучала громче, постучала изо всех сил — и снова никакого результата.

Да что же он? Сам просил ее зайти, а самого нет на месте! Трофимов в своем репертуаре!

Может, так увлекся работой, что ничего не слышит?

Настя открыла дверь, заглянула внутрь и окликнула:

— Петр Семенович, вы здесь?

— Здесь! — раздался из полутемного помещения странный приглушенный голос.

— Что же вы не отзываетесь? — Настя вошла в полутемную комнату, осторожно прикрыла за собой дверь, шагнула вперед и снова окликнула реквизитора:

— Да где же вы?

— Здесь! — ответил ей прежний голос.

И снова что-то в этом голосе показалось Насте странным. Он звучал как-то ненатурально, как будто Насте отвечал не живой человек, а механическая игрушка.

— А что у вас так темно?

— Здесь! — повторил тот же голос с той же ненатуральной, механической интонацией.

— Что здесь? — недовольно переспросила Настя.

И снова тот же голос повторил:

— Здесь!

— Черт знает что… — пробормотала Настя.

Не зря в театре недолюбливают Трофимова. Какой-то он странный, неприятный…

Настя хотела уже уйти, но что-то ее удержало. Ведь он хотел поговорить с ней о чем-то важном…

Она огляделась и увидела на стене выключатель. Потянулась к нему, нажала кнопку.

Большая комната заполнилась бледным мертвенным светом люминесцентных ламп. По углам высветились рыцарские доспехи, кованые алебарды, мушкеты и аркебузы, старинные граммофоны с огромными разрисованными трубами, начищенные до блеска самовары, громоздкие довоенные радиоприемники. Все это старье, время от времени использовавшееся в театре, было или куплено задешево в антикварных лавочках, или сделано самим Трофимовым. Причем отличить первое от второго было иногда трудно — руки у Трофимова были золотые, этого никто не мог у него отнять.

— Петр Семенович, да где же вы? — повторила Настя, по-прежнему не видя реквизитора. — Что вы, в прятки со мной играете?

И снова прежний странный голос повторил:

— Здесь!

И тут Настя увидела, откуда раздается этот голос.

В глубине комнаты стоял небольшой старинный столик, так называемый ломберный, красного дерева, крытый зеленым сукном. Этот столик использовали в сценах карточной игры.

На этом столике стояла красивая старинная клетка, а в этой клетке сидел попугай. Большой красно-синий попугай.

Ну да, теперь Настя вспомнила, что у Трофимова был попугай — и он его тоже использовал как реквизит в нескольких спектаклях. Попугай умел произносить одно-единственное слово — «Здесь». Уж почему он выучил именно это слово — никто не знал. И вот с ним-то Настя и разговаривала, войдя в эту комнату…

Настя едва не рассмеялась, до того глупо она выглядела.

Да, но где же сам Трофимов?

Настя подошла к ломберному столу, как будто попугай мог ответить на ее вопрос — и яркая экзотическая птица повторила свою единственную реплику:

— Здесь!

И в ту же секунду Настя увидела реквизитора.

Попугай сказал ей правду: Трофимов действительно был здесь, он лежал рядом с ломберным столом, широко раскинув руки и ноги и запрокинув голову.

— Петр Семенович… — мгновенно онемевшими губами окликнула Настя.

Точнее, только хотела окликнуть, из горла выдавилось лишь слабое хрипенье. Потому что все тело сковал страх.

— Мамочка… — прошептала она, — ой, мама…

Но мама была далеко, да и чем бы она помогла в данном случае? Титаническим усилием оторвав ноги от пола, Настя сделала несколько неуверенных шагов и подошла к Трофимову. Показалось ей или нет, что от тела послышался какой-то звук? Вдруг он жив, просто плохо человеку стало?

Настя наклонилась над ним, протянула руку к его руке, чтобы проверить пульс — и тут же поняла, что это бесполезно, что она опять опоздала.

Вокруг головы Трофимова по паркетному полу растеклось большое темное пятно, в происхождении которого у Насти не было никаких сомнений.

Это была кровь.

Рядом с телом, на окровавленном полу, валялся тяжелый старинный медный подсвечник. Его массивное основание было покрыто кровью, не оставляя сомнений — именно этим подсвечником был нанесен роковой удар.

Глаза реквизитора были широко открыты, они смотрели на что-то, видимое только ему.

Теперь у Насти не было никаких сомнений — реквизитор был мертв. Причем она не сомневалась и в том, что он убит. Вот же и орудие убийства — этот самый подсвечник…

Она машинально протянула руку к подсвечнику, но тут же одернула себя — что ты делаешь, дура? Ведь отпечатки останутся…