Фермуар последней фрейлины

Однако здесь он узнал, что фрейлина Облонская покинула город и отправилась туда, откуда сам он только что вернулся — на Украину, занятую немецкими войсками.

Константин Борисович уже собирался отправиться следом за ней, но тут на него напали обычные уличные налетчики. В схватке с ними он остался жив, но был тяжело ранен ножом, после чего и попал в нашу квартиру.

— Я чувствую, что жить мне осталось недолго, — проговорил он в завершение своего рассказа, — но не это огорчает меня. Огорчает меня, что я не смог выполнить доверенное мне важное дело, не смог оправдать доверие командира, не смог достать средства, столь необходимые для вооружения и оснащения Добровольческой армии…

Записав этот рассказ, я попыталась заверить Константина Борисовича, что он выздоровеет и доведет свое дело до конца, но он слушал меня весьма скептически.

К этому времени я очень устала — ведь уже две ночи я почти не спала, и я задремала в кресле возле постели раненого.

К вечеру ему стало гораздо хуже. Ночью снова поднялся жар, и мне никак не удавалось его сбить.

Несмотря на все мои усилия, к утру Константин Борисович скончался…»

На этом записи в книге закончились.

Настя закрыла ее и задумалась.

Что это — подлинные записи, сделанные в голодном, охваченном мятежом Петрограде, или умелая фальсификация?

Если это подлинные записи, то из них следует, что ее родственница Анастасия Николаевна Облонская была хранительницей важной тайны, она знала, где спрятано огромное сокровище.

Фелюга бороздила блеклую бирюзу полуденного моря, слегка подпрыгивая на волнах. Старый хорват курил свою неизменную трубку, вглядываясь в горизонт. Справа, едва заметный сквозь белесую дымку, виднелся далекий берег.

Вдруг хорват насторожился, прислушался к чему-то, окликнул своего помощника. Они пару минут оглядывали море, потом засуетились, повернули румпель. Фелюга наклонилась, тяжело повернула и пошла наперерез волнам, в сторону берега.

— Что случилось, господин шкипер? — спросил хорвата озабоченный штабс-капитан.

Хорват взглянул на него исподлобья, цыкнул зубом и неохотно проговорил:

— Пока, вашество, ничего такого не случилось, однако может и случиться…

— Да в чем же дело?

Но на этот раз хорват промолчал. Впрочем, его ответ уже и не был нужен — теперь и пассажиры расслышали где-то вдали негромкое, но отчетливое тарахтение лодочного мотора.

— Кто это? — не унимался штабс-капитан.

— Откуда же мне знать? — хмуро протянул хорват.

— Пираты?

— Да не знаю я! А вы бы, вашество, лучше под ногами не вертелись!

Фелюга приближалась к берегу. Теперь уже можно было отчетливо разглядеть прибрежные скалы, поросшие выжженной солнцем травой холмы. Но и тарахтение мотора становилось все громче.