Фермуар последней фрейлины

Настя с трудом выволокла коробку на пол и разрезала бечевку. Сверху лежала папка с эскизами бабушкиных костюмов. Вот «Золушка», Настя в детстве столько раз смотрела этот спектакль. А вот «Буратино», костюмы деревянного мальчика, и дрессированного пуделя Артемона, которого играл человек, и Пьеро, а Мальвина…

Ну да, волосы голубые, а лицо ее, Насти, она даже помнит ту фотографию, где ей шесть лет. Так же стоит у зеркала, головку набок склонила… Разумеется, бабушка была очень талантливым художником, это все признавали.

Настя наскоро перебрала эскизы. Не только костюмы — вот домик черепахи Тортиллы, вот костюмы к какой-то сказке Гоцци, вот камзол герцога из «Двенадцатой ночи». И записано, какая ткань, тут — бархат, тут — кружева белые, тут — вельвет, тут — цветной сатин… Рисунки мягким карандашом аккуратно проложены папиросной бумагой, чтобы не стерлись.

Дальше в руки Насти попал альбом для фотографий. Опять-таки помнит она его с детства, даже и не думала, что он тут лежит. Альбом был большой, тяжелый, с металлическими застежками, обтянутый пыльным малиновым плюшем. Настя осторожно открыла альбом. Карточки там вставлялись в специальные прорези, некоторые были больше и лежали просто так.

Первой лежала старая фотография, прекрасно сохранившаяся. Плотная бумага, похожая на картон. Фотография была семейная. Солидный мужчина с аккуратной бородкой сидел в кресле, рядом с ним — очень красивая женщина в дорогом, но строгом платье с высокой сложной прической. На руках у нее — ребенок лет пяти, девочка. А сзади стоит еще одна, почти взрослая девушка, похожая на мать. Длинная коса, шелковый бант на затылке.

«Петербург, фотография Ротгауза, 1895 год», — было напечатано наверху красивым наклонным шрифтом.

Настя перевернула фотографии. Там, бабушкиным почерком, карандашом, было написано: «Семья Облонских, дочери Аглая и Анастасия».

Вот, значит, прапрабабка, убегая из революционного голодного Петрограда, все же прихватила семейную фотографию. А надписала ее уже бабушка, гораздо позже, надписала для потомков, чтобы помнили свои корни.

А вот еще один снимок. Те же две сестры. Младшая, Аглая, уже постарше, лет восьми, Анастасия же совсем взрослая. Прическа, платье нарядное, и надпись сзади полувыцветшая: «Асенька закончила Смольный институт».

Вот как, стало быть, в семье ее тоже звали Асей.

Настя перевернула страницу. А тут-то… Большая групповая фотография. Народу много, все такие солидные, официальные. Мужчины в парадных мундирах при орденах и регалиях, женщины в длинных красивых платьях, прически высокие сложные.

А кто это в середине сидит? Да это же царь Николай Второй! Точно, Настя в школе портрет его видела где-то. И фильм «Агония», там артист очень похоже загримирован. А рядом с ним, значит, государыня императрица. Ну, так, ничего себе…

Вокруг, значит, приближенные стоят. Мелко очень, а так наверняка Анастасия Облонская тоже тут есть. Иначе с чего бы эта фотография хранилась в семейном альбоме.

Вот, значит, как. Значит, ее родственница была-таки особой, приближенной к императору, как говорил герой известного романа. И вполне могли ей доверить тайну сокровищ. Ну да, чисто теоретически это можно допустить. Но ведь прошло сто лет! Так чего сейчас хотел этот ненормальный тип от нее, Насти? Она понятия не имеет ни о каких сокровищах, и точно знает, что ее родные тоже ничего не знали. Может, этот фальшивый Крошечкин просто псих? А кто тогда тот орангутанг?

Настя чувствовала, что голова ее идет кругом. И тут раздался звонок в дверь.

Мгновенно вернулся страх. Ее нашли, ее обнаружили, ей не спастись…

В волнении она не сообразила, что если бы пришли за ней злоумышленники, они не стали бы звонить в дверь. Звонок повторился — веселый такой бом-бом с хвостиком.

— Сережа, ты? — догадалась Настя.

— Ага, я… Да открывай уже, что такое…

Рука ее сама повернула замок. Сергей был обвешан пакетами и коробками.

— Что это? — Она отступила в удивлении.

— Ужинать будем! — сказал он. — Уф! Прими хоть торт!

И правда, коробка с тортом была самая неудобная.

— Что за праздник… — Настя хотела сказать это строго, но не получилось.

Потому что она осознала, что дико, просто невообразимо хочет есть. Целого слона бы съела сейчас без соли и перца! Нет, наверное, это что-то нервное.

А Сергей уже протопал на кухню и свалил пакеты с едой на стол.

— А что это у тебя? — спросил он, вернувшись, и ухватил из ее рук альбом. — Как интересно… Это кто?

Пришлось сказать ему, кто на снимках.

— Ничего себе! — он вцепился в групповую фотографию. — И правда, фрейлина, а я не верил… Можешь ее тут найти?

— Вроде вот она… — Настя потянула фотографию, перелистнула страницу.

— Вот прабабушка в Пскове, вот уже в Ленинград они переехали… вот ее муж-летчик, вот они с бабушкой в эвакуации…

Настя наскоро перелистнула страницы альбома, потому что заметила, что Сергей ее не слушает. Дальше шли черно-белые любительские фотографии, вот бабушка в школе, потом — с соучениками по Академии художеств, потом с мамой на руках…