Феромон (СИ)

«... это ничего не значит», - продолжаю я про себя, провожая её глазами. Хочу окликнуть, остановить, всё рассказать, но не делаю ни первое, ни второе, ни третье. Меня словно макнули в собственное тёплое дерьмо. Потому что она права. Во всём права.

Но если я что и умею, то отключать эмоции. А сейчас они мне особенно не нужны. Когда делу «Визерикуса» дали ход. Когда против меня лично выдвинуты обвинения. Когда я соврал, глядя ей прямо в глаза.

Но всё это потом. Потом.

Открываю почту и первое, на что натыкаюсь - письмо от Дэйва. Копия того запроса, что ему прислали.

«Комитет по этике - независимый орган, рассматривающий проблемы этики и морали, касающиеся исследований с привлечением людей, в тех ситуациях, которые не описаны или нечётко описаны в законе, просит прислать данные исследования Дэвида Подески, касающиеся веществ, прямо или косвенно оказывающих возбуждающих воздействие... блаблабла», - устаю я читать их многоярусные словесные построения.

Пробегаю глазами. Бельгийские вафли! В самом конце стоит имя Лили Гринн. Эта сучка психиатр и отправила этот запрос через Комитет по этике. И если бы я прочитал его раньше. Хотя... ну, что бы это изменило? О том, что она подаст на меня в суд, мне бы всё равно и в голову не пришло.

- Дэйв!

- Какого хрена ты так орёшь, Эйвер? - грустный уставший голос друга в трубке. Он молча выслушивает мои новости, которые я завершаю вопросом:

- Ты тоже получил повестку?

- Да, в качестве свидетеля.

- А ответ в Комитете по этике ты посылал?

- Конечно, - вздыхает он. - Всё, как и договаривались. Кратенько, скупо. Для ознакомления с данными. Имя твоё, конечно, не называл. Но раз эта та самая психиатр и ты ей и сам всё рассказал, я не пойму к чему вообще был этот запрос.

- Наверно, решила, что я вру. Но тебе в любом случае ничего не грозит, - как могу успокаиваю я и без того расстроенного друга.

- Тебе ли не знать, что так заявлять, как минимум, глупо. Никогда не знаешь, чем заканчиваются все эти суды.

- Поверь мне, я как раз знаю. И зря она всё это затеяла. Ты только не переживай. Не знаю, что будет за судья и как далеко решит пойти обвинитель, но закрытого заседания, ввиду конфиденциальности проводимых исследований и специфики самого дела, я добьюсь.

- Буду на это надеяться. Если информация просочится, столько лет работы пойдут прахом, Эйв. И я уже ничем не смогу тебе помочь, - снова вздыхает он.

- Так, отставить упаднические настроения. У нас ещё есть время подготовиться и всё продумать. Доверься мне. Я справлюсь.

Кладу трубку. Что-то не сильно ли часто я стал себе это повторять? Я смогу. Я сделаю. Исправлю. Восстановлю. Позабочусь. Но проблемы всё растут и множатся, как грибы после дождя, а я всё только обещаю их уладить.

- Судья Эспозито, - бодрый голос Йорна отрывает меня от раздумий. - И тебе очень повезло, что мы знакомы. Он согласился принять тебя завтра.

- А где Анна? - рассеянно перевожу взгляд на пустой бокс.

- В библиотеке, засела там с документами, - машет он головой назад. - Это что, правда? Питер Джеймс снова взялся за своё?

- А всё потому, что эта сучка, его жена, соврала. И меня видел швейцар, когда мы столкнулись у входа в гостиницу. И я не могу сказать правду, потому что выдам сенатора, с которым она там тайно кувыркалась. А если я его выдам, то меня ждут проблемы куда серьёзнее, чем её обиженный муж.

- Да уж, сенатору Джону Миллеру вряд ли сейчас нужны обвинения в адюльтере, - усмехается Йорн.

- А ты, сволочь, знал?

- Бельгийские вафли, Эйв! Мы состоим с ним в одном закрытом клубе любителей орхидей. Он зовёт её Дендрофилакс Линдена, известная как орхидея-призрак, за то, что она высасывает из него все соки и, - наклоняется Йорн доверительно, - между нами, кучу денег. Она как орхидея-паразит, живущая на дереве и забирающая его питательные вещества, присосалась к сенатору и шантажирует. Так что, если ты найдёшь способ избавить Джона от неё, не поднимая шума, уже сенатор будет тебе обязан. Подумай об этом, Эйв.

- Я подумаю, Йорн, - поднимаюсь из-за стола. - Серьёзно подумаю, что сделать с этой сучкой, что натравила на меня мужа и держит за яйца сенатора. Но пока мне нужно сообщить Лиону Визе пренеприятнейшие новости. И мне сильно повезёт, если он не заедет мне между глаз клюшкой для гольфа.

38. Эйвер

О том, где найти владельца «Визерикуса» в это время дня, мне любезно сообщила его жена, Моника.

- А где ещё ждать плохие новости, если не на грине с паттером в руках? - засовывает Лион перчатку в задний карман. - Ты позволишь?

Можно подумать, я могу возразить и не дать ему закончить игру. Поэтому пока он делает свой завершающий удар, тупо пялюсь на лежащий на коротко стриженной траве белый флаг, считаю полосы на флагштоке.

- Знаешь основной принцип гольфа? - примеряется Лион, покачивая клюшкой.

- Принцип честности? - отвлекаюсь я на него.

- Да, играй мяч, как он лежит. Играй на поле, что есть. И в любом случае поступай по чести.

Мягким точным ударом он закатывает мяч в лунку. Довольно крякает.

- А теперь сообщай свои дурные новости.

- Дело завели, Лион. И Ривера не отстранили.