Феронакозия

– Что я еще могу для тебя сделать, Лиза? – спросил он, с тревогой вглядываясь в ее лицо.

– Придумайте какое-то разумное объяснение для моих родителей! Вы на это всегда были мастером, – ответила она, вставая. – Сейчас я хочу поехать к ним. Вы со мной?

Свидание.

Пока Стас набирал телефонный номер и слушал в трубке длинные гудки, Виола беззвучно ждала рядом. Наконец, до них донесся приятный мужской голос:

– Слушаю!

– Эдуард Вахрушев?

– Кто это?

– Войник, тот самый журналист.

– Хватило наглости позвонить на этот номер! – в голосе Вахрушева слышались раздражение и гнев. – Что тебе нужно?

– Хочу вернуть Вам досье, о котором говорила Людмила Николаевна. Мне ничего не нужно, только Ваше обещание сохранить мне жизнь. И никто не узнает о Ваших юношеских проказах. Клянусь, я понял, что залез в слишком глубокое дерьмо.

– Кто тебе помогает?

– Одна подруга, только и всего.

– Мой человек заедет. Называй адрес!

– Нет, приезжайте сами! Отдам только лично в руки! Такие вещи нельзя доверять кому-то третьему. И мне нужно увидеть Вас лично, передать кое-что на словах.

– Ты не слишком наглей, неуловимый!

– Жду Вас в 6 часов вечера, – сказал Стас и назвал адрес пустующего особняка на одной из набережных.

Разговор был окончен. Стас и Виола переглянулись.

– Не приедет, – с сомнением в голосе произнес Стас, – испугается.

– Ошибаешься, будет ровно в назначенное время, – ответила Виола. – Пойду готовиться к свиданию.

В 6.20 возле парадной с колоннами притормозила машина. Из нее вышло двое, третий остался за рулем.

– Почти без охраны, – усмехнулась Виола. Она стояла посередине пустого, украшенного побитой лепниной зала. Ей и не нужно было подходить к окну, возле которого дежурил Стас. – Я задержу второго парня так, что Эдик не заметит. Войдет он сюда один.

Она растворилась в полутьме, блестнув напоследок изогнутой золотистой молнией. Стас сглотнул и поморгал глазами. Ничего другого ему не оставалось, кроме как поверить в реальность существования потустороннего.

Послышались шаги. Двое поднимались по старинной лестнице на второй этаж. Двустворчатая дверь отворилась. На пороге появился Эдик Вахрушев. Он шагнул внутрь, и дверь сама за ним захлопнулась. Он удивленно оглянулся, но подумал, очевидно, что это его охранник предпочел остаться снаружи. Вахрушев нахмурился и сделал несколько шагов по направлению к Стасу. Стас нажал на кнопку диктофона в кармане.

– Ты, наверное, чокнутый, если позволяешь себе играть со мной, – сказал Эдик, внимательно разглядывая Стаса. – Давай сюда, что там у тебя есть!

– Сначала побеседуем, – ответил Стас.

– Не испытывай мое терпение, гнилая стерлядь!

– Всего несколько вопросов, – спокойно продолжил Стас, – для полной ясности. Первый раз в жизни ты стрелял в свою девушку, Виолу, по приказу отца. Потом твой отец и его вдохновитель, Бабу Батлай, научили тебя приносить жертвы злобной сущности из иного мира. Ты убил Марину Горину, Зою Хачоянц и Веру Прозорову? И много еще таких было?

Вахрушев злобно засопел и наклонил голову вперед, словно собирался боднуть Стаса с разбега.

– Жорик! – закричал он, – Быстро сюда, мать твою!

Широкоплечий Жорик вбежал в зал. Стас узнал в нем одного из тех бугаев, что преследовали его возлее клиники и редакции. Виолы нигде не было видно. Стас на секунду представил, что фокусница его обманула, и почувствовал, как покрывается холодным потом.

– Научи-ка кретина оказывать людям уважение! – приказал Вахрушев.

На плоском лице Жорика нарисовалось подобие улыбки, он сделал шаг по направлению к журналисту, но внезапно развернулся, подскочил к своему начальнику и с размаху врезал тому в челюсть.

Вахрушев упал и застонал, скрючившись на полу. Жорик приподнял лежащего за шиворот, забрал из его внутреннего кармана пистолет и подтащил обмягшее тело к стене. Вахрушев остался сидеть на полу, в углу красивого Эдичкиного рта появилась красная струйка крови. Он то и дело вытирал ее краем рукава.

– Жора! – простонал Эдик, – Почему? Я тебя, сука, сгною. Вся твоя семья сдохнет. Ты и часа не проживешь.

Жорик стоял рядом с Эдиком и никак не реагировал на его слова. Стас снова нажал на кнопку записи и повторил свои вопросы про Виолу и Зою с Верой. А также про кровавые жертвоприношения. И про Маришу Горину. Заметив, что Вахрушев медлит с ответами, Жорик склонился над ним и покачал головой.

– Да, я это сделал, – прохрипел Вахрушев, отшатываяясь от своего телохранителя, – мой отец был моим наставником. Сначала мы работали вместе, так было с Маришкой. Мы вместе вскрыли ей грудину перед портретом Батлая. Она была у меня первая. Потом я старался угодить Батлаю все больше и больше. И по жизни мне везло все сильнее. Это реальная магия. Мы – избранные, как брахманы, как жрецы племени майя.

– А про Виолу ты когда-нибудь вспоминал? Что с ней случилось?

– Я, – Вахрушев запнулся, – я не знаю. Я был уверен, что убил ее. Потом узнал, что в доме нашли три только трупа. Я подумал, что отец придумал какую-то комбинацию, чтобы запутать следы. Она не могла выжить.

– Ты отравил свою мать?