Ферзь – одинокая фигура

Поднялась и направилась к двери. Саша Мазур попался на дороге.

– А ну, постойте! Что вы с ним сделали?

Мари уставилась ему в лицо. Саша попятился, откатился в коридор, стал на полголовы ниже. Пройдя мимо него, Мари бросила через плечо:

– Лучше спроси, что он сделал.

Шелковые

Супермаркет звался «Фуршет». Внушительных размеров ангар, обшитый пластиковой вагонкой. Немалая площадка перед входом сплошь заросла сигаретными киосками, овощными лотками и хмурыми бабульками с сигаретами поштучно. К дверям магазина вела узкая асфальтовая тропа.

– Вряд ли нам туда, – сказала Марина.

Конечно. Уж в супермаркете точно не ставят опытов над детьми. Возможно, полковник Мазур ошибся адресом. А может быть, и нет. Место подходящее для подобного эксперимента: окраина города, несколько панельных пятиэтажек да частный сектор. На другой стороне улицы – какой-то завод за высоким забором. Точнее, был завод в советские времена, а сейчас весь начисто роздан фирмам в аренду. Арендаторы, пожалуй, и составляют большинство покупателей в «Фуршете». Это сейчас. А раньше как было?

Магазин выглядел сравнительно новым. Даже асфальт на площадке перед ним еще не покрылся трещинами. Занимал «Фуршет» аккуратный квадрат пространства: справа – пятиэтажки, слева – АЗС и начало частного сектора, перед «Фуршетом» через дорогу – проходная бывшего завода. Четко очерченное место. Вероятно, раньше его занимало другое здание.

– Обойдем-ка вокруг. Посмотрим, что да как.

За «Фуршетом» обнаружился аптечный киоск, подъезд для грузовиков к складским воротам магазина и стоянка. Вдоль дальнего края стоянки тянулся забор из бетонных плит, в просветы меж плитами виднелся пустырь. Единственным, на что здесь стоило взглянуть, была старая липа. Она росла у самого забора, раскидистая, могучая, накрывала исполинской тенью добрую половину стоянки. Асфальт осторожно огибал несокрушимые корни, будто понимал всю тщетность попытки посостязаться с ними. По стволу дерева, начинаясь в метре над землей и кончаясь выше первых ветвей, распласталось черное пятно. Обугленная кора. Не прожженная насквозь, как бывает от попадания молнии, и не сгоревшая до глубокой раны на теле дерева, – а лишь обглоданная пламенем, опаленная. Рядом с липой когда-то бушевал пожар. Жесткая, как кремень, кора обуглилась, но не занялась и спасла дерево.

Мы переглянулись с Мариной. Потом, не сговариваясь, обернулись к советским пятиэтажкам.

– Нам нужна лавочка, – сказала Марина.

– С бабушками на ней, – добавил я.

Старушек было две. Очень разные внешне, но восхитительно одинаковые рисунком дефектов психики – буквально сестры по неврозам. Про себя я назвал их Левая и Правая.

Левая сказала:

– Раньше-то было… о-оой!

Сокрушенно уронила ладонь и покачала головой. То ли раньше было плохо, то ли сейчас еще хуже, но в любом случае дело дрянь.

Правая добавила:

– У, да. Это, вот это вот, недавно построили… Сарай этот.

Она указала сморщенным носом на «Фуршет».

– А что здесь находилось раньше? – спросил я.

– А?.. Чегой?..

– Говорю: что здесь было до «Фуршета»?

– У… Этот вот был, как же его… – Правая наморщила лоб и принялась вспоминать. Было ясно, что сам объект помнится ей хорошо, а вот название вылетело из памяти. – Этот, такой… для детей…

– Дети были… о-оой! – кивнула Левая.

– Имеете в виду, интернат?..

– Чегой?.. А, интернат, да. Интернат…

– А какой он был? Много ли детей? Как с ними обходились?

Чем хороши старушки – никогда не ставят под сомнение твое право на вопросы. «Кто ты такой? С чего это выспрашиваешь?» – такого от них не услышишь. В их глазах все ясно: ты молодой, потому глупый и не знаешь ни черта, вот и задаешь вопросы.

– Ну, какой… – Правая потерла подбородок. – Он, вроде, для этих был… беспризорников.

– Да не беспризорников, – вмешалась Левая, – а детей преступников. У кого родители сидят в тюрьме, тех, значит, сюда…

– Или вообще померли, – добавила Правая.

– Много было деток?

– Чегой?.. Много?.. Да не, чего много! Какое много! Там их человек десять было или двадцать… Меньше двадцати.

– О-ой, – вздохнула Левая.

– Что-то не так?

Левая издала смешок:

– Поживешь с мое – все у тебя будет не так! То бок болит, то ноги не гнутся, то не видишь ни черта… Как проснешься, так и думаешь: что же сегодня заболит новенькое?..

– А с детьми как оно было? В каких условиях их содержали?

– Да хорошо у них все было!

– Хорошо?

– У, да. То еще при советской власти было… Не, не при советской, но кадры еще старые. Умели работать. Я их начальника знала, интерната этого. Он был этот… как его… полковник, кажись.

– Да, полковник, – угрюмо кивнул я.

– Хороший мужик был, – сказала Правая и уважительно протянула: – У-ууу!.. Он знал, как их держать в узде, этих преступников малолетних. Они у него, это вот, по струнке ходили – любо-дорого. Иногда если выйдут на прогулку – их редко выводили за ворота, но бывало – так шагают ровненько, в рядочек, никто не балуется… Прямо шелковые дети были.