Ферзь – одинокая фигура

– Ой, да… – подтвердила Левая. – Хорошо их воспитывали, теперь так не умеют… Когда у себя там за забором игрались, то не видно, как они. Забор был высоченный, бетонный, метра три… Вон такой, как там, возле липы. И еще колючка сверху. Когда играли, так ни одного крика через забор!.. Вели себя спокойно, тихо, мирно. Говорили очень вежливо. Никаких там драк или слез… Им годиков по семь-восемь – а тишина, как в библиотеке…

– Шелковые дети?.. – уточнила Марина.

Ни Правая, ни Левая не ощутили змеиного яда в ее словах.

– У, да, воспитывали их на славу! Из такого вот паскудного семени растили нормальных людей! Хорошие там педагоги работали, все эти вот… психологи. А главный был полковник, военный человек, жесткий. Иначе и нельзя! Эту мелкую шваль надо твердо держать, в ежовых рукавицах. Иначе вырастут бандиты или эти вот… наркоманы.

– О-ой, – сказала Левая, – хорошо шло, да плохо кончилось.

– Чем?

– Чем?.. Детскими гробиками, вот чем! – выплюнула она со злобной радостью. Знайте, мол, как оно в жизни бывает. – Вон там вот стояли, шесть штук. Подъехал фургон, и их туда.

– А что случилось-то? Пожар?

– У-ууу, пожар, да! Все горело, полыхало так, что аж светло стало! Мы тут всю ночь не спали, боялись, как бы наш дом тоже не того… не воспламенился…

– Отчего сгорел интернат? Несчастный случай?

– А по-твоему как, счастливый, что ли?! – огрызнулась Правая. – Я тебе говорю: шестеро детей угорели! Да еще двое охранников. Конечно, несчастный.

– А что было причиной пожара?

– Чегой?.. Причиной-то?.. Да кто ж его знает… Наверное, это вот… самовозгорание. Там у них всякая электропроводка была, трансформаторы, генераторы… Однажды ночью как полыхнуло!.. Мы на улицу высыпали, глядим: горит, божечки! Уу, горит!..

– Детей там было больше десяти, а погибло шестеро. Не знаете ли, что стало с остальными?

– Да что стало? Вывели их, кого успели… потом подъехали всякие машины, посадили детей и увезли… Перевели в другой интернат. Здесь-то ничего не осталось, одно пепелище.

– Всех перевели?

– Чегой?.. Всех?.. Ну да, кто не угорел, тех увезли…

– Не, Ильинична, постой, – вмешалась Левая, позабыв о своих болячках. – Я ж тебе говорила, у тебя с головы вылетело. Один мальчик сбежал.

– Да что ты говоришь! – фыркнула Правая. – В газете писали! Всех, значит, спасенных детей перевели в другие интернаты!

– В газете, может, и писали, а я своими глазами смотрела.

– Один сбежал?

– Может, и не один… Я одного видела. Когда горело, наши все дети из дома повыбегали смотреть. И с ними один такой стоял… я еще удивилась: вроде, незнакомый. Шея замотана то ли шарфом, то ли тряпкой – странный мальчик. Стоял, смотрел на пожар… А потом подъехали машины, вышли милиционеры… я глядь: а этого, в шарфе, уже и нету. Тогда и поняла, что он как раз из интерната сбежал. Под шумок, пока горело… О-ой.

– Теперь точно бандитом стал, – убежденно проворчала Правая.

Когда мы отошли от них, Марина сказала:

– Помыться хочется после этих старушек.

– И коньяку, – добавил я.

– Думаешь, это Чертков был – в шарфе?

– Конечно. Ошейник сделан так, что просто не снимешь. Вот он и прикрывал шею.

– С ним был второй?

– Должен был… Одному сложно устроить пожар: кто-то должен был отвлечь охрану. Да и Мазур говорил о двоих.

– Но этот второй, наверное, потерялся в кутерьме. Юрий ждал его тут, во дворе, сколько мог. Потом пришлось уйти…

– Ага.

– Как думаешь, – спросила Марина, – до чего надо довести ребенка, чтобы он рискнул жизнью и поджег весь дом, лишь бы сбежать?

Не было смысла отвечать: и так все ясно. Подготовка ферзей опирается на эмоциональную депривацию, а еще – полную, абсолютную ответственность за свои действия. Как запретить ребенку испытывать эмоции? И как приучить к мысли, что он – один в ответе за все? Ни папы, ни старшего брата, ни бога, ни доброго волшебника. Решаешь – ты, отвечаешь – ты, нужна помощь – помоги себе сам.

Собственно, не очень сложно создать такие условия: достаточно сжать мир, сделать его настолько крошечным, что никто не поместится туда, кроме одного единственного ребенка. Диаметра электрического ошейника вполне достаточно…

– Давай зайдем в супермаркет, – предложил я.

– Лучше в пиццерию, – сказала Марина.

– Не за едой. Хочу купить блок питания или батарейки – подзарядить и испытать одно устройство.

Жесты отчаянья

– И что теперь? – спрашивает Мариша.

Мы сидим в номере отеля на центральной площади Тернополя. За окнами – Тернопольский Став: здоровенное озеро, занявшее треть города. Оно черно, как погашенный экран: солнце уже зашло. Тихо: ни шагов, ни звуков машин, ни голосов с улицы. Странно найти в центре города лоскут такой мертвой, космической тишины. В тиши особенно сильно чувствуется усталость.

Войдя, мы шлепнулись на кровати. Я снял обувь, Марина и этого не сделала, только скинула на пол пальто. Какой-то бесконечный день. Прошлым вечером – всего сутки назад – мы входили в квартиру Черткова…

– Так что теперь?

– Чаю закажу, – говорю я. – И пожрать бы чего-то.