Фестиваль

Секретарша благодарно улыбнулась и продолжила:

– Еще он сказал, что Казимир Карлович ведет себя очень хорошо, с ним приятно работать.

– Все?! – Бесхребетный в нетерпении хлопнул ладонью по столу.

– Все.

– Тогда, девушка, можете быть свободны.

Светлана сверкнула глазами и осталась стоять на месте.

– Чего вы ждете?! – в негодовании закричал Егор Данилович.

– Указания руководства, – спокойно ответила секретарша.

Сергей Сергеевич зааплодировал:

– Светик, ты не просто умница, ты – умница в квадрате! А вы, Егор Данилович, перестаньте командовать моими товарищами и сотрудницами.

Почвенник хотел было достойно ответить, но, вспомнив, что при некоторых раскладах ему придется ехать на квартиру Файбышенко без какого-либо сопровождения, мигом затих.

– Спасибо, солнце, иди работай. И впредь поступай так же – не слушай никого, кроме меня.

Данцев снова разлил коньяк:

– Господа, предлагаю немного расслабиться.

Бесхребетный вопросительно глянул на Сергея и, увидев, что он не против, радостно поддержал:

– Давайте, ребятки, давайте! За здоровье присутствующих!

Флюсов дополнил:

– А также за здоровье нашего общего друга, гениального поэта Евгения Александровича!

– Ура! – подытожил Данцев и, чокнувшись с собутыльниками, выпил первым.

Расправившись окончательно с поллитровой емкостью, собеседники дружно встали из-за стола и проследовали в служебные помещения, по ходу окончательно сойдясь во мнении, что на самом деле алкоголь это чистый яд.

Явно приободрившийся Егор Данилович важно вышагивал рядом с Сергеем и размахивал руками, предлагая ему различные варианты сегодняшней акции.

– Послушайте, уважаемый, а может, для начала будет проще – просто позвонить ему? Во-первых, уточним обстановку, во-вторых, предупредим о нашем визите, – предложил Флюсов.

– А что… Это мысль, – поддержал приятеля художник.

В жизни писателя Бесхребетного было немало унижений. Пьяные колхозники глумились над ним, когда он жил в деревне, в армии над ним два года издевался дебильный усатый старшина Ткачук, потом было нелегкая, часто впроголодь, жизнь в различных областных центрах, наполненная оскорблениями, глупостью и интригами разнообразного начальства, а уже затем – Москва, где частенько предавало и подставляло его с умыслом и без такового великое множество завистников и конкурентов.

С годами старик стал мстителен и сейчас, собираясь набрать телефонный номер поэта Файбышенко, с одной стороны боясь, что ситуация может развиваться по совсем нехорошему сценарию, и переживая за него, с другой – думал, как бы побольнее кольнуть коллегу по писательскому цеху, потрепать нервы распоясавшемуся в последнее время Женьке.

– Алле… Простите, вы не могли бы позвать к телефону Евгения Александровича, – после некоторого замешательства сказал почвенник в трубку.

В ней помолчали, а затем хриплый голос ответил:

– Ты совсем обалдел, старый павиан, это же я.

– Женька, как я рад тебя слышать! – Страх за товарища на некоторое время пересилил негатив по отношению к нему же. – Ну, говори, говори быстрей, что там делается у тебя квартире.

– Как интеллигентный человек, я не могу тебе в подробностях полностью обрисовать ситуацию. Могу сказать одно: Инна Чачава – самая удивительная женщина из тех, кого я когда-либо имел честь знать. Она запретила мне надолго отлучаться от нее, так что – извини.

– Я не понял – откуда отлучаться?

– А ты, старикан, подумай. Ну, покумекал? От ее тела.

Бесхребетный занервничал:

– Ты хочешь сказать, что она ожидает тебя в спальне?

– Именно!

– А где грузины?

В трубке засмеялись:

– Они попили, попели и убыли в неизвестность где-то примерно через час после тебя.

Егор Данилыч принял удар с достоинством, стоя: клок волос прилип к его благородному лбу, он начал переминаться с ноги на ногу, сразу приобретя сходство с породистой охотничьей собакой, получившей за неудачное преследование добычи несправедливую порку.

С беспомощным видом он положил трубку аппарата на место:

– Я обманут… Меня обошли… Негодяй Файбышенко в очередной раз нанес мне подлую пощечину. – Бесхребетный хотел еще что-то сказать, но не нашел подходящих слов.

– Ну что, почтенный, поедем мочить грузинов или вы передумали? Или, может быть, продолжим нашу высокоинтеллигентную беседу вперемежку с возлияниями?

«Сколько же в мире шляется разнообразной сволочи, – с грустью подумал Егор Данилыч. – Может, плюнуть на все и застрелиться из именного оружия? Или поехать к Зинке и набить ей морду? А кто же тогда разберется с гнусным рифмоплетом за мою поруганную честь?»

– Трогаемся, – твердо сказал он через секунду. – Я надеюсь, Сергей, тебе не обязательно пребывать на своем форуме до самого последнего аккорда?

– В принципе – не обязательно.

– Тогда – вперед!

По дороге Бесхребетный объяснял Сергею Сергеевичу, что поэт Файбышенко крайне опасен для общества. Флюсов смотрел на почвенника своими голубыми умными глазами и не знал, что ответить. Егор Данилыч поведал несколько аморальных историй из жизни поэта и категоричным тоном резюмировал свое же собственное изложение:

– Всю жизнь он жил, как подонок, им он и остался!

Неожиданно подал голос художник Данцев: