Фестиваль

Обладая образцово-показательной нервной системой, обычно снов Валентин Николаевич не видел, но сейчас – вероятнее всего, в силу физической утомленности организма – с одной стороны, а с другой – нервного перенапряжения, – его внутреннему взору предстала красочная картина огромного цветущего бескрайнего колхозного поля. Почему-то в подсознании натужно звучала всепоглощающая мысль, что это поле совсем недавно было футбольным. Невдалеке возились какие-то люди в оранжевых спецовках, обсуждающие будущее расположение на нем железнодорожных путей.

«Так ведь это они, наверное, БАМ строят…» – догадался во сне Валентин Николаевич.

Здесь к нему неожиданно подошел Златопольский в маршальской форме германского образца и, по-товарищески потрепав по голове, загадочно произнес: «Здесь будет город-сад. А ты, Валентин, поедешь дальше, в Сибирь и будешь там трудиться до скончания века на благо нашей родной мануально-партократической партии России. Будь готов!» – «Всегда готов!» – Финаков в восторге взметнул вверх руку в пионерском приветствии.

– Слушай, Иван Григорьевич, поедем-ка, дорогуша, в аэропорт.

– Ты предлагаешь на этом считать наш неудачный экспромт оконченным?

Сергей слегка смутился, он не любил лести, тем более в собственном исполнении:

– Я всегда говорил, что ты умен не по годам.

Расплатившись по счету и предупредив официантку о том, что при пробуждении Финакова его необходимо будет в очередной раз похмелить, приятели встали из-за стола с твердым намерением покинуть гостепреимную гостиницу вместе с городом в ближайшее же время.

Хорошее настроение пришло к обоим только в самолете при подлете к столице, а когда друзья вышли из здания аэропорта к стоянке частников, обоими овладело радостное чувство возвращения домой после какой-то дурацкой, абсолютно никому не нужной отлучки.

– У меня такое чувство, как будто мы только что выпутались из какой-то странной и нехорошей истории.

– Ты знаешь, у меня – тоже…

Иван Григорьевич завез писателя домой на Преображенку, а сам, героически забыв об отдыхе, решил отправиться на Лубянку писать очередной отчет.

Обмениваясь прощальным рукопожатием на углу флюсовского дома, компаньоны одновременно обратили внимание на странную колонну одетых в черное людей, показавшихся из-за поворота со стороны Малой Черкизовской улицы.

Раздалась барабанная дробь, и люди в черном перешли на строевой шаг.

– Блин, а это еще что такое? – Райлян вытянул вперед и без того длинную шею и насторожился.

– Слушай, они все в сапогах и с портупеями.

Ваня опешил:

– Откуда у вас здесь марширующая полувоенная организация?

– Окуда мне знать… – начал было Сергей и тут вспомнил о Третьякове. – Слушай, не может быть… Ну не может быть, чтобы за такой короткий срок ему удалось создать подобное.

– Кого ты имеешь в виду?

– Да соседа своего, Леонида Владимировича Третьякова, бывшего преподавателя то ли политэкономии, то ли марксистко-ленинской философии…

– Ты можешь объяснить более конкретно?

Сергей смачно харкнул на свежеположенный асфальт:

– Не могу! Если я расскажу тебе все, как было, ты скажешь, что так не бывает. И я бы сказал, что так не бывает, если бы мне кто-нибудь рассказал подобную историю.

– Ну, попробуй – я понятливый.

– Все началось с того, что я выбросил несколько собраний сочинений революционных классиков, а именно Сталина, Троцкого и Мао Цзэдуна.

– Ну и что?

– Мой сосед Третьяков подобрал и начитался. И вот результат.

Колонна марширующих тем временем поравнялась с приятелями, и Сергей узнал в некоторых из них людей из ближайшего окружения Леонида Владимировича.

– Ладно, старик, созвонимся… – стал прощаться Иван Григорьевич. – А об этих придурках я сегодня же сообщу куда следует.

– Ну, давай, ну, пока… – медленно, нараспев протянул писатель и, опасливо оглядываясь, быстро-быстро посеменил к родному подъезду.

– Ну, вот я и дома! – сказал вслух Сергей Сергеевич, заходя в родную однокомнатную квартиру.

Сергей так соскучился по Москве и своим знакомым, хотя и отсутствовал в родном городе меньше суток, что первому, кто позвонит, решил объявить устную благодарность с последующим вручением бутылки полусладкого шампанского.

Первой оказалась Ирина Львовна:

– Привет, писатель. Ну где ты бродишь? Сорвался, понимаешь, с моей свадьбы и исчез. Я переполнена новостями, как доисторический сосуд нектаром, а ты где-то шляешься.

– Слушаю с огромным вниманием, Ирина Львовна. Надеюсь, у вас по-прежнему все в порядке.

– Как сказать…

– Что, неужели жених… извините, муж сбежал?

– Ты почти угадал. Этот придурок Чингизов под конец вечера все же решил жениться на Инне Чачава, и самое интересное, что она согласилась.

– А как же деньги?

– Аванс по справедливости решили все-таки оставить мне. В качестве неустойки за моральное издевательство.

А как же официальная регистрация?

– Да плевать мне на нее. Азамат обещал на днях договориться – оформим развод.

– А мои приятели-литераторы – Егор Данилович Бесхребетный и Евгений Александрович Файбышенко – они как?

– Нажрались твои приятели. Нажрались, а потом стали уговаривать свою подружку Чачава выйти замуж за Азамата.

– Не может быть!